"Николай Климонтович. Конец Арбата (Повесть)" - читать интересную книгу автора

конторе, разворачивался как раз тогда нервический служебный роман с
начальником-инженером, причем холостым, и все резервы были брошены на то,
чтобы его на себе женить.
Наля же превратилась в очень серьезную, хмурую и сосредоточенную
девушку двадцати двух лет; музыка давно была позабыта, и Наля уже оканчивала
престижный тогда институт электронной механики; помнится, математика ей
давалась с трудом, и она часто приезжала к моему отцу за консультациями. Но
мало того, что она осваивала столь суровую специальность,- у нее был столь
же серьезный и правильный роман с однокурсником по имени Сережа, и они уже
объявили себя женихом и невестой. Жених тоже был основателен; отец-рабочий
умер - от запоя, как выяснилось позже; мать служила, как в одной из пьес
Рощина, проводником в поезде Москва
- Владивосток, и во время ее длительных отлучек на старшем сыне лежала
забота о скольких-то там младших сестрах и братьях; он был первым в роду,
кто получал высшее образование и прямиком шел
"в люди", и чувствовал груз ответственности; так что жениться ему
необходимо было добротно, на порядочной девушке, Наля подходила по всем
статьям, из образованных, умела играть на фортепьяно,- и решенная свадьба
была отложена до защиты обоими дипломов; к тому ж была надежда на комнату
Нели, давно пустующую, обещанную жилищными властями Щикачевым в случае
расширения семейства,- пока ведь была только убыль.
Не изменилась лишь тетя Аня - не помолодела, конечно, но и не сдала. А
поскольку забот у нее стало меньше, она при каждом удобном случае
по-крестьянски повязывала косынку на седеющую голову, собирала какие-то
котомки и отправлялась на огород,- она вот-вот должна была выйти на пенсию,
и врожденная тяга к земле теперь все прочее перевешивала.

18

Нам с Шуркой предстояло заново обнюхаться.
Впрочем, времени у меня на армейского дядюшку было немного. Мне шел
девятнадцатый год, и, как всякий лоботряс из обеспеченной семьи, я был
отягощен множеством забот. Как-то: по всем девичьим номерам нужно было
позвонить, с дружками погулять, посетить пивной бар, сходить на танцы в
университетский "интерклуб"
(дискотек тогда еще не было), поспеть на поп - сейшн (так назывались
тогда подпольные рок-концерты доморощенных ансамблей, концерты, кончавшиеся
зачастую милицейскими облавами); к тому ж я много читал - увы, не учебники -
и возобновил попытки сочинять, чем грешил еще в поздние школьные годы.
Занятия в университете на первом курсе я упоенно прогуливал, пробавляясь тем
багажом, что вынес из специальной математической школы; у меня вызывала
устойчивое отвращение сама унылая атмосфера, серый цвет коридоров и тусклый
свет аудиторий физического факультета, куда я попал по наследству, то есть
по чистому недоразумению; лекции и семинары я еще мог с грехом пополам
высидеть, читая спрятанных под парту то Генриха, то Томаса Маннов, но
лабораторные занятия, осциллографы с термопарами, лазеры и магниты,
электростаты и катушки с проводами, спектрометры и триоды вызывали у меня
приступы душной ненависти к миру и чувство заброшенности - такие ощущения
охватывают, должно быть, по временам оставленного всеми сироту;
одно-единственное могло меня подманить в заставленный приборами кабинет