"Николай Климонтович. Последняя газета" - читать интересную книгу автора

монументалистом) были набраны по знакомству и оказались с одинаковым, в
данном случае музыкальным, образованием. Они попали в газетные критики кто
откуда, одни - из дышащих на ладан и вполне неизвестных широкой публике
специальных музыкальных изданий, в которых, впрочем, продолжали числиться
заместителями главных редакторов, но денег им там за неимением оных не
платили, другие - из музея музыкальных инструментов, кто-то еще, а именно
сам заведующий, и вовсе оказался инженером-акустиком, специалистом по
основному своему профилю то ли по проектированию концертных залов, то ли по
конструированию музыкальных шкатулок. Сотрудники - точнее, сотрудницы -
отдела предпочитали, однако, чтобы их называли не журналистами, не дай Бог,
не критиками даже, но -музыковедами, еще лучше - культурологами, но это уж
самые амбициозные. Причем ни одна из них в те времена, когда живы еще
остаются иллюзии юности и люди готовятся к славным свершениям, ни к какому
сочинительству, по всей вероятности, себя не готовила, во всяком случае, к
газетному.
Еще перед тем, как переступить редакционный порог, я прилежно
проработал, как выражается один алкоголик в моем дворе (прошлой зимой я
проработал роман "Мать", и в этом есть, кстати, трогательная тяга к
духовному усилию, а не к голому потреблению), так вот, я проработал подряд
несколько номеров Газеты, которую до того в руках не держал:
Газета предназначалась, как мне говорили, отечественному политическому
и деловому истеблишменту, а я, не принадлежа ни к тому, ни к другому, читал
по старинке "Известия" с "Московскими новостями", "Литературную газету",
коли мое имя там упоминали, да изредка "Независимую", и то лишь потому, что
несколько раз выступал, как некогда было принято говорить, на ее страницах с
литературными эссе.
И вот теперь, разворачивая один за другим большие тонкие листы, я
чувствовал томление, как во сне, если б мне приснилось, будто я не сдал еще
выпускные экзамены по математике за десятый класс. Ладно, что я не понимал
ровным счетом ничего в биржевых сводках, реляциях об изменении цен на
топливо или о скачках котировок на фондовой бирже. Можно было не слишком
пугаться и того, что, изучив полосу сервиса (что эта страница так
называется, я узнал позднее), я тоже понял немного. Скажем, рубрика "Модный
магазин" показалась мне вполне эзотерической, поскольку текст пестрел
наименованиями каких-то аксессуаров, в основном, кажется, дамских, и этих
названий, я справился, не было и в словарях. То же я мог бы сказать и о
спортивной рубрике, но все это было полбеды: в конечном итоге и офсайты с
сетами, и от кутюр с бутиками были равно далеки от моего профиля. Ужас был в
том, что я решительно не понимал и всего остального.
Скажем, я мог бы скромно рассчитывать, что кое-как одолею еженедельный
политический обзор. Слабую надежду на это оставляло то обстоятельство, что
по вечерам я исправно клевал носом перед телевизором в то время, когда
передавали новости, а значит, материя мне была косвенно знакома. К ужасу
своему я обнаружил и в этом случае, что совершенно неспособен уловить нить.
Начать с того, что текст был составлен крайне витиевато, как схоластический
трактат. К тому же статьи так и пестрели цитатами, причем без ссылок, и я,
считавшийся в кругу родных и близких достаточно начитанным, со стыдом
понимал, что не в силах догадаться, кого цитирует автор в том или ином
случае. Иногда мне мерещилось что-то смутно знакомое, из Антиоха, быть
может, или из Кантемира, но не заниматься же штудиями в области российского