"Николай Климонтович. Последняя газета" - читать интересную книгу автора

3

Тогда я говорил себе, что должен быть собран, а писательскую фанаберию
стоит забыть на время. Ведь я торил новый для себя путь газетного
литературного обозревателя на собственный страх и риск. Единственное, на что
мне указали, так это на правило Газеты, согласно которому для появления
любого материала на ее полосах требуется информационный повод.
Посему я завел себе календарь, где отмечал различные литературные даты:
юбилеи российских и международных сочинителей, а то и просто круглые сроки,
истекшие со дня появления в печати того или иного шедевра,- и поскольку в
отличие от иных сфер бытия в литературе обычно ничего не случается, разве
что помрет кто-нибудь, то каждую из этих дат при желании можно было считать
достаточным информационным поводом для высказывания, что тоже мне было
объяснено, хоть это и казалось в известной мере натяжкой. В конце концов,
наивно полагал я, зачем обманывать себя и других, не легче ли, коли внятного
повода не находится, просто публиковать то, что забавно и хорошо написано.
Но, как я быстро усвоил, в отделе культуры старательно делали вид, что
соблюдают эту установку начальства незыблемо, хоть и интерпретировали ее на
собственный лад, исходя из соображений не столько удобства, но некоей
стратегии, о наличии которой я простодушно не догадывался попервоначалу, еще
ничего не зная о своего рода идеологии Иннокентия и окружавших его дам.
Первым делом, пустившись в это авантюрное плавание, я обошел маленькие
книжные магазинчики - для знатоков, в которые и до того время от времени
наведывался. Странное дело - при том, что книг печаталось все больше,
рецензировать оказалось практически нечего. Не выдавать же за новинки
трактат Марка Аврелия или сборник "Предуведомления" Дмитрия Александровича
Пригова.
Позже-то я навострился, конечно, писать вообще о чем попало, что стали
присылать мне из редакций и издательств, или вовсе о том, что листал перед
сном дома или в полудреме в гамаке на даче, позаимствовав у жены или дочери.
Но, пускаясь на дебют, я почитал свою новую миссию весьма ответственной и
серьезной, пропорционально заработной плате, и, стремясь честно отрабатывать
пайку, пытался отыскать хоть пару книг, о которых, по моему разумению,
следовало бы оповестить читателей Газеты. Но не о дамских же романах и
бульварных глянцевых книжонках писать рецензии: даже проработав с карандашом
в руках несколько последних номеров "Книжного обозрения", я убедился, что и
там все больше рекламируют здешнюю самопальную бульварщину.
Увы, я давно прошел стадию живого некорыстного интереса к пишущемуся
вокруг. Толстые журналы я бросил читать еще во времена, когда они, как
сговорились, стали печатать давно известное всем еще из самиздата, от
"Реквиема" до бесконечного "Красного колеса", от которого и в тамиздатовском
исполнении сводило скулы и ломило кости: прочитайте-ка лежа на диване тысячу
страниц микроскопическим шрифтом набранного текста - оставленных почти
нетронутыми мемуаров Гучкова с Милюковым, прослоенных довольно пресными,
хоть на фоне страстей плагиатного Григория, половыми приключениями героя по
имени, кажется, Воротынцев... Потом самиздатовский портфель иссяк и тиражи
упали. И в опустошенное журнальное пространство, оставленное старшим
поколением, на мутной волне крушения старого мира проникла новая поросль,
цепко увившая всякий свободный пятачок этих руин своими стелющимися
побегами. Обладая схожими замухрышистыми фамилиями, они и текстами своими