"Николай Климонтович. Последняя газета" - читать интересную книгу автора

к слову, мне это было бы вполне по чину, поскольку в свои сорок два я
оказался едва ли не самым старым во всей редакции, Коля Куликов и тот был
моложе меня года на два. Сидя за чашкой кофе в очень пристойном, со свежими
пирожными из кулинарии при ресторане "Шанхай", которые мне потреблять, к
слову, решительно противопоказано, с дорогими бутербродами - цены здесь были
вполне пропорциональны редакционным жалованьям - баре, я предавался
ностальгии, вглядываясь в снующее мимо молодое племя.
Нельзя сказать, чтобы оно мне было вовсе не знакомо, дочери в следующем
году будет семнадцать, но разительные изменения во всем были налицо: обилие
юных девиц-корреспонденток с длинными ногами и задорными попками под едва
приметными юбками, девиц, какие в мое время могли сидеть в редакциях лишь в
качестве секретарш; и обилие вполне умытых юношей с университетскими, судя
по одухотворенности лиц, дипломами, чисто одетых, заступивших вместо помятых
журналистов моей советской юности - в мешковатых пиджаках с жирными
воротниками и со следами многолетнего редакционного пьянства на физиономиях;
наконец, весьма буржуазного вида дорого и просто одетые средних лет дамы,
каких не встретишь на улице,- видимо, с четвертого этажа,- ничем не
напоминающие утомленных редакционных женщин былых времен, обремененных
беготней по магазинам и бесконечной правкой безграмотных рукописей, и
галантно с ними раскланивающиеся господа в дорогих пиджаках и башмаках и с
сотовыми телефонами в руках...
С сожалением покидая буфет и направляясь к своему монитору, я
заворачивал в туалет, и здесь тоже ничто не напоминало не только предыдущую
эпоху, но и окружающую действительность: идти до кабинки приходилось по
полу, в котором можно было поймать собственное отражение; вода из бачка
омывала нутро темно-коричневого унитаза благоуханной пеной; над рядом
умывальников с медными кранами во всю длину стены красовалось высокое
зеркало; а стоило протянуть руку, как тебе на ладонь падали ароматные капли
заморского жидкого мыла. Суша ладони под исправным, бесперебойно подающим
теплый воздух автоматом, я не без чувства удовлетворения глядел в зеркало на
свое обрюзгшее в последние годы лицо с недавно появившимися мешками в
подглазьях - от предутренней бессонницы - и подмигивал сам себе. Мне нужно
было ободрение - хоть собственное. Мол, все не так плохо, дружище. Я
вспоминал замечание одной молоденькой журналистки, интервьюировавшей меня
недавно для какого-то глянцевого молодежного издания. Она спрашивала о моей
нынешней деятельности в Газете без ханжества моих коллег по Союзу; и я с
готовностью ей объяснил, что и во всем мире писатели сплошь и рядом ведут
колонки в ежедневных газетах, и это считается в порядке вещей. Она прислала
мне номер с этим интервью. Свой вопрос относительно моего нынешнего
положения она снабдила ремаркой: мол, известный прозаик Кирилл К. теперь
работает литературным обозревателем Газеты. И в скобках поставила
простодушное: везет же людям.
Да-да, мне повезло. Чувствуя себя готовым к бою, с облегченным мочевым
пузырем, с чистыми руками и еще не совсем остывшим сердцем я еще раз
подмигивал своему отражению: что ж, может, и действительно все сложилось не
так уж плохо. А литература не убежит, куда она денется, литература. Сегодня
я являюсь высокооплачиваемым сотрудником самой солидной из новых
буржуазно-либеральных газет страны. По-старому, это почти то же самое, как
если бы я сделался заведующим литературным отделом "Правды".