"Николай Климонтович. Последняя газета" - читать интересную книгу автора

При желании туда можно было сходить на экскурсию.
Мы сидели на третьем этаже. То есть весь творческий штат Газеты. Сидели
в отгороженных один от другого стеклянными перегородками загонах: один
отдел - один загон плюс застекленный же ящик для заведующего, кабинет. В
каждом загоне штук по восемь мониторов, столько же кресел - по четыре вдоль
двух столов, спинками одно к другому. Два телефона. Все прозрачно,
американская система, нечего и думать распить здесь бутылочку. Не говоря уж
о том, чтобы согрешить. Даме, чтобы поправить чулок (это образно, конечно,
какие чулки у культурологов), нужно было дойти до туалета в конце коридора.
К тому же в углах под потолком этого разграфленного перегородками зала были
подвешены видеокамеры, с помощью которых люди из секьюрити наблюдали за
происходящим, я, конечно, и об этом долго не подозревал.
На втором этаже были службы: оформительская, фотографическая,
рекламная, существовавшие как бы независимо от Газеты, напрямую входя в
холдинг, но обслуживавшие и ее нужды. А также отдел верстки, отдел адресного
рассыла
(три-четыре скромные персоны, и никто не мог бы догадаться, сколь важен
смысл этого подразделения для самого существования Газеты) и - самый
загадочный - отдел рирайта. По-старому это бы называлось корректорской, но
корректоры тоже имелись - отдельно. Рирайтеры же не были и редакторами в
обычном смысле, и я долго пытался усвоить, в чем пафос их работы. Много
позже я догадался, что их наличие никак было не объяснить голой
производственной необходимостью, здесь был расчет психологический, а
деятельность рирайтеров носила в каком-то смысле метафизический характер:
впрочем, мне еще очень многое предстояло узнать.
На первом этаже помещались информационная служба, служба компьютерного
обеспечения, отдел кадров, охрана, а вот о том, что было в здании еще и два
подвальных этажа, один над другим, я тоже узнал много позже...
Я говорю обо всем этом так подробно потому, что на первых порах
устройство Газеты воплощало для меня воочию, сколь изменился окружающий мир.
Когда двадцать лет назад я работал в штате журнала "Юный природовед" - по
образованию я тоже не Лев Толстой, но биолог, точнее, антрополог, и
поскольку с юности пописывал, то сразу после университета стал подвизаться в
журналистике, ну да это уж быльем поросло,- так вот, письменные столы в
нашей крохотной редакции, каждый из которых был закреплен за тем или иным
сотрудником, очищались от завалов бумаг только в случае, если нужно было
нарезать колбасы, чтобы закусить портвейн "777", или подсадить машинистку
(диванов по крайней тесноте и бедности в "Природоведе" не было).
За два десятка лет, что я провел на собственной кушетке в своем
кабинете, летом - в дощатой пристройке нашего деревенского дома или по
нанятым зимним дачам и Домам, что называется, творчества, предаваясь этому
сладкому и не всегда платоническому в смысле заработка процессу, все вокруг,
как выяснилось, не стояло на месте. И вот: ни одного клочка бумаги не
оставалось к началу нового рабочего дня на столах на третьем этаже Газеты. И
колбасу никто не резал, ибо никто здесь не выпивал. И не было больше
машинисток, поскольку каждый сотрудник категорически печатал свои сочинения
самостоятельно на клавиатуре компьютера, и сочинения эти автоматически
попадали на общий сервер...

Впору обронить слезу по давним временам, когда не было общих сетей. И,