"Анатолий М.Климов. Северные рассказы (1950) " - читать интересную книгу автора

Стражники-казаки, орали на него в дверь. Но Пэкась продолжал стонать.
Иногда казаки открывали дверь и избивали несчастного...
Всю ночь стонал острог...

* * *

Сюда привезли казаки из Обдорской остяцко-самоедской управы закованных
Ваули и Майри. После оскорбительных допросов Скорнякова, после неправого
суда по "милостивому заступничеству" за язычника и идолопоклонника
тобольского святого пастыря тобольский суд присудил, мятежников и бунтарей -
ослушников царевых - к ссылке в Сургут.
И молчаливые ненцы, зыряне и хантэ, прослышав о звании вновь прибывших,
выказывали им огромную любовь, сострадание и великое уважение. С этих пор
узники обрели, казалось, утраченную жажду к жизни.
Ваули, вождь, чьим именем клянутся кочевники, человек, который один
посмел открыто заступиться за свой народ, весть о подвигах, доброте и
храбрости которого проникла даже и в такие заброшенные уголки, как Сургут,
перекатилась через Каменный Пояс и всполошила зырян и ненцев с Печоры,
Северной Двины, Мезени; Ваули, чьим именем матери успокаивают плачущих
детей, о котором, обычно скупая на славу, тундра сложила столько прекрасных
легенд и сказок, - этот человек пришел погибать в царский острог! За что?
Разве он бунтовал для себя? Разве многочисленнее стали его оленьи стада,
разве у него песцовая малица, разве чум его богаче стал? Нет! Не для себя
все это делал Ваули. Не для себя. Вся тундра знала это. Все знали, что ни
одного оленя не взял он себе, все отдавал безоленным... За что же послал его
худой царь в острог? За народ, за волю, которую он хотел для народа, за
тысячи бедных ненцев, как и он сам.
Каждый, кто сидел в сургутской яме, взятый из тундры и лесов
притундровых, - знал о нем. Потому и окружили его на вид маленькими, но для
Севера огромными заботами: кто дарил ему мамонтовую табакерку с жвачным
табаком, кто отдавал хорошие, несношенные кисы, кто просто хотел сидеть
около него и иногда прикоснуться к плечу как к равному. Особенно дружили с
ним беглые казаки с Дона.
Ничто не смогло сломить Ваули: ни побои, ни пытки, ни приговор.
Попрежнему он весь горел внутренним огнем непокорства. Правда, обдорские
негодяи изрядно постарались "выбить дурь" из него. Он похудел, осунулся, и
его здоровье, видимо, надломилось. Побои, думы одна горше другой,
переживания и голод сделали свое дело. Кашель то и дело душил его. Постарел
и Майри; на бритой голове его виднелся огромный розоватый шрам.

* * *

Кормили, как обычно, плохо: кипяток, сырой хлеб, мучная похлебка и
изредка каша. На жителях Севера эта пища сказывалась особенно плохо. Не было
сырого мяса, теплого и живительного, и мороженной рыбы - того, к чему каждый
из них привык с раннего детства. К этому прибавлялась тоска по воле: по
оленям, по промыслу, по горластым ребятишкам и даже по дыму от мирных
домашних костров. Тянуло на простор, на ветер, на широкую снеговую дорогу
жизни, полную неожиданностей и суровой борьбы за существование. За тяжелой
дверью осталась интересная, подвижная жизнь. Здесь царила однообразная,