"Ганс Гельмут Кирст. Фабрика офицеров (про войну)" - читать интересную книгу автора

лишь кучер Мееркатц, развозящий пиво, обращаясь к своей кобыле. Во всяком
случае, у меня пропадает всякое желание учиться у него.
"Человек должен учиться, если он хочет постоять за себя в жизни", -
говорит этот Шенкенфайнд. "Я не хочу ничему учиться", - отвечаю я. "Да, ты
будешь лучше шпионить за другими, - замечает учитель, - ты слоняешься по
парку и подсматриваешь за влюбленными парочками - я ведь тебя узнал!" "Я
вас тоже узнал", - отвечаю я. "Ты насквозь испорченный ублюдок! - говорит
Шенкенфайнд. - У тебя лишь плохие и грязные мысли, но я заставлю тебя
выбросить их из головы! В наказание ты десять раз перепишешь прекрасное
стихотворение "Вырабатывай в себе верность и способность говорить". А
кроме того, ты немедленно извинишься перед фрейлейн Шарф, которая является
твоей учительницей".
Но я не стал извиняться.


"По окончании начальной школы я с 1930 года стал учиться в коммерческой
школе в Штеттине. По окончании ее работал в поместье Фарзен под Пелитцем,
занимаясь вопросами аренды, составлением списков натуроплаты, а также
выдачей материалов".


Старая женщина, которая живет выше нас, в мансарде, проходит однажды
мимо меня по лестнице, спускается на несколько ступенек и останавливается.
Стоит и вдруг внезапно оседает, ноги ее подломились, как спички. Она
лежит, как груда тряпья, и не шевелится. Я медленно подхожу к ней,
останавливаюсь, наклоняюсь, становлюсь на колено и осматриваю ее. Глаза ее
неподвижны, белки желтого цвета, рот с узкими, сухими и потрескавшимися
губами, окруженными сетью морщин, приоткрыт, и на полу образовалась лужица
из слюны. Она больше не дышит. Я кладу руку на ее сморщенную грудь, туда,
где у человека находится сердце. Оно уже не бьется.
Начальник почты Гибельмайер дает разгон отцу при всех, стоя посреди
зала, из-за какого-то срочного письма, которое было отправлено
недостаточно быстро. Я присутствую при этом совершенно случайно, стоя за
колонной. И этот начальник почты Гибельмайер орет, сучит кулаками, краснея
от возбуждения. Отец не произносит ни слова, стоит маленький, сгорбленный,
дрожащий. И в то же время - навытяжку. Смотрит несколько искоса, снизу
вверх на Гибельмайера, который стоит перед ним гордо выпрямившись. И
рычит. Из-за какого-то паршивого письма. А отец молчит - верноподданно.
Вечером того же дня отец сидит как всегда молча. Просит пива. Выпивает
его молча. Просит еще кружку. Потом еще одну. Затем он обращается ко мне и
говорит: "Карл, настоящий мужчина должен быть гордым человеком и обладать
чувством чести. Честь важна, она является решающим делом. Ее необходимо
защищать всегда, понимаешь? Никогда не надо смалчивать, когда прав. И
всегда блюсти мужскую честь". "Да что там, - отвечаю я, - иногда можно и
промолчать и стерпеть оскорбление - хотя бы из-за собственного
спокойствия". "Никогда, - отвечает отец возбужденно, - никогда, слышишь
ты! Бери пример с меня, мой сын. Сегодня у меня получилась на почте стычка
с начальником, с этим Гибельмайером. Тот попытался на меня накричать! Но
это у него не вышло. Я его разделал под орех". "Ну хорошо, отец", - говорю
я и ухожу. Мне стыдно за него.