"Ганс Гельмут Кирст. Фабрика офицеров (про войну)" - читать интересную книгу авторачеловечки, а однажды среди них появилась и женщина - такая, какую я видел
нарисованной на стене туалета на вокзале. Каждый раз, когда я смотрю на рисунок, мне становится стыдно - он явно нарисован не слишком-то хорошо. Этот рисунок однажды увидел один из наших учителей, по фамилии Грабовски, которого мы, однако, называли не иначе как Палка, поскольку он никогда не расставался со своей бамбуковой палкой. "Посмотрите-ка на эту свинью, - сказал радостно Грабовски и погрозил мне своей палкой. - Эдакая безнравственная скотина, а?" "Это я срисовал, - ответил я. - Это до сих пор нарисовано на стене туалета на вокзале". "Скажи-ка, - заметил Палка, - ты любуешься непристойными рисунками в туалетах?" "Конечно, - подтвердил я, - это вполне естественно". "Сорванец, - сказал Палка, - я тебе сейчас покажу, что является естественным. Ложись-ка на ту скамью. Задом кверху. Вытяни ноги. Так, хорошо". Затем он начинает бить меня своей бамбуковой палкой, пока не задыхается. "Вот, - говорит он затем, - это будет тебе наука!" А я думаю про себя: "Конечно, это будет для меня наука: ты у меня никогда больше таких рисунков не увидишь". "Будь всегда послушным, - говорит отец, - послушным господу богу и начальству. Тогда у тебя спокойная совесть и обеспеченное будущее". Но новое начальство оставляет его без хлеба, поскольку он слишком послушно служил старому. "Ты должен научиться любить, - говорит мать, - природу, зверей, а также и людей. Тогда ты всегда будешь жизнерадостным, и все будет хорошо". Но когда отец остался безработным, она стала часто плакать. И сам характер ее любви меня иногда печалил. Жизнерадостной и в хорошем настроении я ее больше никогда не видел. Даже тогда, когда отец наконец получил Лица учителей похожи одно на другое, поскольку их рты делают одинаковые движения. Слова, которые они произносят, звучат ровно и округло, и все-то они были когда-то нами уже записаны. И руки их тоже похожи, у большинства скрюченные пальцы, которыми они держат кусок мела, ручку, линейку или палку. Только один из них не такой. Его зовут Шенкенфайнд. Он знает наизусть много стихов, и я выучиваю все, что он цитирует. И еще некоторые другие, кроме того. Это мне дается не особенно трудно, к тому же Шенкенфайнд не скупится на похвалу. Я даже знаю наизусть стихотворение о битве под Лейтеном, а в нем пятьдесят две строки. И Шенкенфайнд говорит: "Это одно из значительнейших произведений!" И я верю ему, поскольку он твердо убежден в этом. Ведь это стихотворение он написал сам. Учительница по фамилии Шарф садится со мною рядом на мою скамью. Она мягкая и теплая, а ее руки и ноги кажутся сделанными из резины. И меня одолевает желание потрогать их, чтобы убедиться, сделаны ли они действительно из резины. Но я этого не делаю, поскольку она придвинулась совсем близко ко мне и я чувствую запах ее пота. Я отодвигаюсь от нее, и мне становится нехорошо. "Тяжелый воздух, - говорю я, - нехорошо пахнет". Она резко поднимается и с тех пор никогда на меня не смотрит. Это для меня и лучше, так как я ее терпеть не могу. Несколько дней спустя я вижу ее вечером в парке, где я собирался ловить светлячков. Шарф расположилась на одной из скамеек в темной его части. Там она лежит с учителем, тем самым Шенкенфайндом, который умеет писать столь длинные и возвышенные стихотворения. Но то, что он говорит теперь, звучит в значительной степени иначе. Он говорит слова, которые употребляет разве |
|
|