"Пантес Киросон, Петр Калиновский. Очевидцы бессмертия " - читать интересную книгу автора Это был последний вечер под их кровом. Сердце моё ныло и что-то
подсказывало мне. А я не мог ничего понять. Я не знал, что мне делать: жалко оставить людей, с которыми сроднился, оставить всех знакомых - привык я к ним, И оставаться не могу, и опасаюсь, что один иду, без старика, и что-то толкает меня внутри: "Иди скорей! Скорей! Пока не поздно", Рано утром выйду. За день пройду лес, доберусь до гор и там буду ночевать... Последнюю ночь я спал под навесом сарая. Было уже темно. Пошёл дождь. Мне не спалось. Я вскакивал, Меня тянуло идти в лес сейчас, а не утром. Я почти готов был встать и отправиться в кромешную тьму и дождь. Больше не было ни страха, ни рассудка. Сила, влекущая меня, никак не хотела подчиняться рассудку, Я был близок к тому, чтобы в ночной тьме, вытянув вперёд руки, нащупывая мокрые стволы деревьев, всю ночь пробираться наощупь, лишь бы уйти скорее туда, за синие горы, в чужую страну! И это было нечто большее, чем страх или безумное желание. Моя душа рвалась куда-то, а я не знал того, что знала душа. Долго я не мог уснуть, то вскакивал, то снова ложился. Наконец, обессилел и впал в забытьё. И вижу сон: будто еду я в свадебной коляске, как жених к невесте. Разодет и с цветами, а по бокам у меня сидят шаферы. Лошади несут быстро. Шаферы перевязаны по плечам цветными лентами и полотенцами. И я сижу в середине, как подобает жениху, а по бокам "бояре" да "дружки". Радостно мне, и вижу себя совсем молодым, девятнадцатилетним.., Вот лошади стали замедлять бег и пошли совсем тихо, шагом: песок попался на пути, и тяжело лошадям стало. Все слезли с коляски, чтобы лошадям было Потом вдруг вместо лент и цветных полотенец (по украинскому обычаю) на плечах моих провожатых появились винтовки, и люди шагают подле коляски вооружённые... Затем один из них сказал бранное слово и сильно ударил меня под бок прикладом. От этого удара я проснулся.., И правда: когда я проснулся и открыл глаза, возле меня стояли четыре вооружённых человека. Два в зелёных фуражках пограничной стражи и два в малиновых, войск ГПУ. И действительно один из них меня ударил, но не прикладом винтовки, а рукояткой нагана в бок. Другой закричал: "Руки вверх!" Обыскали. Я успел надеть брезентовый пиджак поверх нижней рубашки да чувяки из лёгкой кожи, другой обуви у меня не было. Вывели за ворота. Шёл дождь, Наганы держат над моими висками, "Ну, - говорят, - попался, мы тебе покажем дорогу за границу!" Теперь, думаю, всё кончено! Всё узнали!.. Когда они везли меня на дрожках под наведёнными наганами, я вспомнил свой сон. Лошади бегут, а я, как жених, сижу посередине, тесно прижат плечо к плечу. Вместо страха, может, это и было от страха, - впал я в такое состояние, что мне было всё безразлично: что будет - то будет. Даже в сон клонило. А всё тело моё стало мне в те минуты печали - ненавистно. Противно было чувствовать своё тело, и то, что дрожь пробегает по нему, и что промокли от дождя ноги, и обручем стягивает сердце. Невыносим я стал сам себе и желал, чтобы сию же минуту меня убили. Я боялся, но боялся не смерти, а самих рук палачей, мучения и пыток, а смерть мне казалась в ту минуту - счастьем, избавлением от всего. Я сижу между чекистами, а тела своего не чувствую, словно одеревенело. |
|
|