"Пантес Киросон, Петр Калиновский. Очевидцы бессмертия " - читать интересную книгу автора

Это был последний вечер под их кровом. Сердце моё ныло и что-то
подсказывало мне. А я не мог ничего понять. Я не знал, что мне делать: жалко
оставить людей, с которыми сроднился, оставить всех знакомых - привык я к
ним, И оставаться не могу, и опасаюсь, что один иду, без старика, и что-то
толкает меня внутри: "Иди скорей! Скорей! Пока не поздно",
Рано утром выйду. За день пройду лес, доберусь до гор и там буду
ночевать...
Последнюю ночь я спал под навесом сарая. Было уже темно. Пошёл дождь.
Мне не спалось. Я вскакивал, Меня тянуло идти в лес сейчас, а не утром.
Я почти готов был встать и отправиться в кромешную тьму и дождь. Больше не
было ни страха, ни рассудка. Сила, влекущая меня, никак не хотела
подчиняться рассудку, Я был близок к тому, чтобы в ночной тьме, вытянув
вперёд руки, нащупывая мокрые стволы деревьев, всю ночь пробираться наощупь,
лишь бы уйти скорее туда, за синие горы, в чужую страну! И это было нечто
большее, чем страх или безумное желание. Моя душа рвалась куда-то, а я не
знал того, что знала душа.
Долго я не мог уснуть, то вскакивал, то снова ложился. Наконец,
обессилел и впал в забытьё.
И вижу сон: будто еду я в свадебной коляске, как жених к невесте.
Разодет и с цветами, а по бокам у меня сидят шаферы. Лошади несут быстро.
Шаферы перевязаны по плечам цветными лентами и полотенцами. И я сижу в
середине, как подобает жениху, а по бокам "бояре" да "дружки".
Радостно мне, и вижу себя совсем молодым, девятнадцатилетним.., Вот
лошади стали замедлять бег и пошли совсем тихо, шагом: песок попался на
пути, и тяжело лошадям стало. Все слезли с коляски, чтобы лошадям было
легче, а я сижу, как важный хозяин.
Потом вдруг вместо лент и цветных полотенец (по украинскому обычаю) на
плечах моих провожатых появились винтовки, и люди шагают подле коляски
вооружённые... Затем один из них сказал бранное слово и сильно ударил меня
под бок прикладом. От этого удара я проснулся..,
И правда: когда я проснулся и открыл глаза, возле меня стояли четыре
вооружённых человека. Два в зелёных фуражках пограничной стражи и два в
малиновых, войск ГПУ. И действительно один из них меня ударил, но не
прикладом винтовки, а рукояткой нагана в бок. Другой закричал: "Руки вверх!"
Обыскали. Я успел надеть брезентовый пиджак поверх нижней рубашки да
чувяки из лёгкой кожи, другой обуви у меня не было. Вывели за ворота. Шёл
дождь, Наганы держат над моими висками,
"Ну, - говорят, - попался, мы тебе покажем дорогу за границу!"
Теперь, думаю, всё кончено! Всё узнали!..
Когда они везли меня на дрожках под наведёнными наганами, я вспомнил
свой сон. Лошади бегут, а я, как жених, сижу посередине, тесно прижат плечо
к плечу. Вместо страха, может, это и было от страха, - впал я в такое
состояние, что мне было всё безразлично: что будет - то будет. Даже в сон
клонило. А всё тело моё стало мне в те минуты печали - ненавистно. Противно
было чувствовать своё тело, и то, что дрожь пробегает по нему, и что
промокли от дождя ноги, и обручем стягивает сердце. Невыносим я стал сам
себе и желал, чтобы сию же минуту меня убили.
Я боялся, но боялся не смерти, а самих рук палачей, мучения и пыток, а
смерть мне казалась в ту минуту - счастьем, избавлением от всего.
Я сижу между чекистами, а тела своего не чувствую, словно одеревенело.