"Пантес Киросон, Петр Калиновский. Очевидцы бессмертия " - читать интересную книгу автора Когда я вышел из дома огородника, у меня стало на сердце так легко и
светло, что и передать трудно, Я пошёл к морю, хотел помолиться, но там сновали люди и шумели волны, а мне хотелось тишины и одиночества. Я направился за город, к лесу и тишине. Было солнечное утро, тёплый аромат струился от травы и цветов в поле. За полем был лес, а дальше горы, те самые, манившие меня и сулившие счастье, мир и покой... Я не могу выразить, что случилось со мной. У меня было такое чувство, будто я растворяюсь и сливаюсь с полем, травою, стрекотом кузнечиков, воздухом и солнечным светом. Свет утра совсем изменился и стал каким-то сияющим, всепронизывающим и розовым. Всё дрожало и искрилось перед моими глазами, а в душу и сердце потоком лилась блаженная и неописуемая радость. Мне казалось, будто я поднимаюсь над всем. Я опустился на колени в траву, с трудом овладел собою и хотел помолиться и поблагодарить Бога за ниспосланную мне радость и блаженство. Я шептал: "Господи... Господи...", с языка срывались обрывки обычных молитв, но они звучали как-то чуждо и жалко. Они гасили свет и всё блаженство. Я возвращался домой, и мне показалось, что в это утро я понял три сокровенные вещи: что только совершая доброе дело, можно всем своим существом почувствовать присутствие Бога; что, быть может, те безмерные страдания, которые сейчас посланы людям, даны им в наказание за то, что они потеряли милосердие и доброту к своим ближним; и часто самая высокая молитва - молитва без слов... Старика всё не было. Наконец, не осталось у меня больше терпения дожидаться его. Было ясно: что-то с ним случилось. Я решил идти один, без проводника. растерзанным зверями, и решил пробираться через леса и горы один, сколько хватит сил. Мне говорили, что без проводника никак не пройти - заблудишься, ибо всюду непроходимые заросли, дикие звери, да и люди там не лучше зверей: за рваную рубашку убьют. Но удержать меня от намерения идти - больше уж ничто не могло. Душа моя тревожилась и как бы что-то предчувствовала. В ночи мне что-то шептало: "Торопись!.. Торопись!" Уже почти всё было собрано в дорогу, как вдруг я заболел странной болезнью, вернее, - не болезнью, а каким-то оцепенением. Всё тело охватила слабость. Меня тянуло к покою, к неподвижности. Я садился где-нибудь в уединённом месте, чтобы меня ничто и никто не беспокоил, и сидел долго-долго, часами, И казалось мне, что я ни за какие блага не нарушу свой покой и это блаженное оцепенение. Словно в горячей воде сижу, радостная слабость, не хочется и пошевельнуться, и в голове одна мысль: "Только бы никто меня не увидел, только бы никто сюда не пришёл!" До этого я был полон воли, горячо и хлопотливо собирался, теперь же рассудок меня торопит и зовёт в путь - а я не хочу и пошевелиться. Потом пришли сны. Чёрные и тревожные, полные какого-то страшного предчувствия, Эти сны вывели меня из оцепенения, я превозмог свою болезнь и стал лихорадочно собираться. У меня появилось такое чувство, будто за мною погоня, ещё далёкая, неслышимая, но уже нельзя терять ни минуты. Всё было готово. Хозяйка собирала мне в дорогу еду и просила то одно, то другое не забыть передать своим родственникам и знакомым в Персии. Молилась, чтобы Бог помог мне. И она, и её муж любили меня как родного. |
|
|