"Виктор Павлович Кин. Записные книжки" - читать интересную книгу автора

большое. И Берман ежедневно возмущался над газетой - все это приводило его в
приподнято-желчное настроение, которое, собственно, помогало работать и
освежало, как ванна.
В комнату вошел высокий, немолодой уже человек, заведующий информацией
Бубнов, и раскланялся с Берманом с той подчеркнутой любезностью, которая
появляется между людьми, не любящими друг друга. По дороге он прихватил
несколько пакетов и ушел к себе в информацию, где уже нетерпеливо звонил
телефон.
Это была самая грязная и неуютная комната в редакции. Через одну стену
широким размахом шла ярко-красная полоса; узкой струей она начиналась от
окна и заканчивалась в углу эффектным каскадом пятен. Это было последствием
одной замечательной истории - о том, как сам Бубнов пробовал открыть
карандашом бутылку красных чернил, - вечером он ушел домой, скрипя зубами,
раскрашенный, как пасхальное яйцо, вызывая в редакции восторженное
одобрение. Окно выходило на соседнюю крышу, печь была закопчена, около
телефона кусок стены был покрыт густой кучей номеров и надписями: "Был на
"Динамо", никого нет, поеду в пять; снимки лежат в правом ящике..." На двери
кто-то несмываемым химическим карандашом вывел: "Гуляющего Лифшица песочным
часам смело уподоблю".
Репортеры звали эту комнату "пещерой" и "ямой". Но в ее законченном
безобразии была какая-то внутренняя симметрия, стильность, которая не
оскорбляла глаз. Ежедневно через комнату проходили события - новости
отовсюду, - они врывались бесформенной, орущей, неистовой толпой и оставляли
на стенах свой след. Вот это пятно у стола - след похорон Лутовинова:
репортер, прибежав с Красной площади, писал, не раздеваясь, отчет и вымокшим
на дожде локтем испачкал стену. Большое гнездо пометок справа от телефона -
память о партсъезде. Круглое углубление в стене оставило разоблачение
растраты в Кожсиндикате: разоблаченный пришел лично и ждал три часа Бубнова,
чтобы бросить в него пресс-папье.
У окна трое репортеров сидели и курили, болтая ногами, перекидываясь
фразами с секретарем отдела Доней Песковым, погруженным в правку тассовских
телеграмм. Бубнов разделся, сел за стол, засунув по привычке ноги в корзину
для бумаг.
- Есть что-нибудь?
- Пока не много. Завтра приезжает эта делегация, англичане; в
Иваново-Вознесенске открытие фабрики-столовой. Пошлем кого-нибудь?
Репортеры повернули головы.
- Нет, зачем, там же есть у нас Симонов. Кто у нас на съезде
библиотекарей?
- Мишка. Он мне звонил, говорит - скучища!
Бубнов распечатал несколько конвертов и начал читать письма с мест.
Разведки новых залежей калийных солей на Урале: "Есть основания думать, что
Соликамские калийные месторождения по толщине пластов превзойдут шведские и
германские разработки". В Киеве проведен праздник древонасаждения силами
пионеров, три страницы популярного вздора о деревьях и детской
самодеятельности. Итоги хлебозаготовок по Сибири - цифры, проценты,
коэффициенты... Он вздохнул и принялся черкать глубокомысленные рассуждения
о древонасаждении, одним ухом прислушиваясь к болтовне репортеров.
У всех троих заспанный вид; они еще не встряхнулись как следует и
сейчас не прочь были бы поваляться на кровати с папиросой в зубах. Еще