"Виктор Павлович Кин. Записные книжки" - читать интересную книгу автора

хуже вас. Я его нахлебался до сих пор в третьем эскадроне пятого корпуса,
когда мы очищали Приморье от белых. Мы, скажи, прошли эту науку с оружием в
руках.
- А они мне скажут: "Молодой человек, вы самое бессмысленное полено в
Москве", - возразил Безайс с невеселым предчувствием. - "Уходите, -
скажут, - в ваш эскадрон чистить жеребцов".
- Не скажут! Ты только дави на них, не смущайся. Помнишь, как наш
завхоз сено доставал?
Он снял сковородку, поставил ее на стол и запустил пальцы в свои густые
волосы.
- Но у меня есть один план. Конечно, ты выдержишь и забьешь всех
остальных. Но на всякий случай мы сделаем так. Я отпрошусь сегодня из
мастерской и приду туда к тебе. Есть такая отличная книга - "Политграмота в
вопросах и ответах". Я сажусь сзади тебя и прячу книгу под стол, и если...
Безайс попятился от этого блестящего плана.
- Ни в коем случае! Лучше об этом и не заикайся!
- Если тебе не нравятся "Вопросы и ответы", можно другую достать, - вот
все, что Михайлов уловил в его отказе.


2

В университете в громадные окна глядело бледно-голубое осеннее небо,
желтые клены роняли крупные листья на подоконники, на траву, на серые плечи
Герцена, одиноко стоявшего во дворе. Классические барельефы изгибались по
карнизам каменными завитками, покрытые столетней пылью. Пыль была всюду: на
карнизах, на шкафах, на черной источенной резьбе. Это лежала пыль старых,
отзвучавших слов, высохших формул, забытых проблем, над которыми трудились
когда-то профессора в напудренных париках. Здесь по древним коридорам
бродили тени вымерших наук - риторики, теологии, гомилетики, в сыром углу
ютился желчный призрак латинского языка. Безайс с задумчивым уважением
смотрел на толстые стены и плиты коридора. Десятки поколений прошли здесь:
гегельянцы в треуголках и при шпаге, с голубыми воротничками, нигилисты в
косоворотках, девушки восьмидесятых годов в котиковых шапочках. Стены
впитали в свою толщу эхо молодых голосов, и камень стал звонким.
Лиц он не видел и не замечал: орущая, топающая толпа молодежи теснилась
около досок с объявлениями, с грохотом носилась вверх и вниз по лестницам.
Пестро разодетые нацмены в меховых шапках и полосатых халатах бродили,
настороженно оглядываясь; около буфета, украшенного кумачом и портретами,
торопливо пили чай.
Утром в канцелярии Безайсу сказали, что сегодня можно держать по
русскому языку, математике и физике в 5-й, 2-й и 9-й аудиториях. Это спутало
ему карты, потому что он уже привык к мысли, что будет держать по
обществоведению. Ему начало казаться, что если теперь он и провалится, то
всему виной будет эта канцелярская путаница.
- Чтоб вы сдохли, - бормотал он, чувствуя облегчение оттого, что может
кого-то ругать.
Он поколебался в невеселом предчувствии - к математике, к цифрам, к их
холодной и скупой природе он всегда питал какое-то предубеждение. У него не
поднималась рука на эту науку, - черт ее знает почему. Может быть, у него