"Анатолий Ким. Собиратели трав" - читать интересную книгу автора

гибкого бамбукового удилища гнулся - далеко, за буруном, кувыркнулась на
гребне бегущей волны рыба, сверкнула серебром. Больной человек прошел мимо
рыбака и подумал, что сейчас самое счастливое существо на свете - этот
рыбак, - и встреча с чужим счастьем не принесла ему боли. Невозможным для
словесного объяснения было то, что его собственная беда, соприкоснувшись с
этим рыбацким счастьем, и с безвестной красотою прибрежных бедных домиков, и
с торжеством встающего над морем утра, - беда его перевоплощалась в этот миг
в неизъяснимую, безмерную радость. Он прошел мимо рыбака молча, но два раза
издали с улыбкой оглянулся на него.
Он ушел довольно далеко от прибрежной слободки - и вот наконец
предстало его глазам давно избранное им место. У левого крыла полукруглого
залива выдавалась в море длинная песчанакоса. Два домика стояли на ней. Меж
домиками темнело одинокое дерево. Гладкая отмель окружала косу с трех
сторон. Пенные буруны гудели и вскипали далеко за отмелью.
Место это называется Камарон. Напротив мыса в море, над видимой дальней
границей его, иногда появляется остров - голубым сгустком в плывущем над
водою жемчужном небе. Видение острова предвещает непогоду, хотя и возникает
всегда в ясный день, под опрокинутым чистым небом, и море стелется тихое,
ровное по всему четкому горизонту. Когда же на море шторм, оно покрывается
острыми зубцами белой пены и могучие волны несутся на узенький мыс, как бы
желая смыть его, но еще ни одна волна не накрывала песчаный Камарон.
Когда-то здесь располагался небольшой рыбачий поселок, но давно он был
покинут людьми, и уцелело от него всего два домика под крышами - остальные
обрушились стенами на землю. И стоят эти два домика совсем недалеко от воды,
за кромкой берегового песка и полосой жесткой, остролистой травы, словно
покорно ожидая от моря последнего, неумолимого удара. И возможно, что
набежит когда-нибудь та большая волна, что перехлестнет через косу и унесет
домики, но человек, живущий теперь в заброшенном поселке на Камароне, об
этом не думает.
Камарон похож на зазубренный старый нож, который нацелен своим острием
на далекий, призрачный остров. Здесь всегда безлюдно, и потому кажется, что
время больше не совершает своего сложного и неуклонного движения. А
шевеление моря в прилив или отлив и нескончаемый набег длинных волн словно
не рождают минут и долгих часов - чисто человеческого достояния, и кажется,
что песчаный мыс с двумя домиками на себе неспешно плывет, словно корабль, к
далекому острову.
Здесь происходило много событий. Песок обрушивался со склона высокой
дюны, когда пробегала по нему собака, падали чайки грудью на воду, приходил
на чистый пляж человек и всем телом приникал к шелковистому песчаному ложу.
Высокое изменчивое небо являло, убирало и вновь творило свои картины. Но
события, рождаемые движением живых и неживых частей мира, свершались и
безмолвно исчезали во времени, не оставляя после себя долгого отзвука в
приморском воздухе, - лишь неумолчно гремел прибой да тонко вскрикивали
подхваченные ветром чайки.
Прошедшее время неуловимо, нет у него ощутимой субстанции, и не вынуть
изо всей громады прошлого даже малого грана его - кристалл секунды тает
мгновеннокак пушистая снежинка, упавшая на теплую ладонь. Прошлое время иные
люди представляют протяженным, как нить, а иные - как влекомое ветром,
клубящееся, изменчивое облако. Но и в том и в другом случае к истраченному
времени память может прикоснуться лишь в какой-то его части.