"Анатолий Ким. Соловьиное эхо" - читать интересную книгу автора

посреди листа, едва заметный на ослепительном фоне, и учитель поспешно
сдувает упавший с его бренной головы волос, - а рядом на ничем не покрытой
столешнице высится темная бутылка, из горлышка которой торчит кривая
яблоневая ветвь, вся усыпанная розовыми соцветиями. И, прикоснувшись
кончиком остро заточенного карандаша к бумаге, он выводит: вам в молодости
снилось, например, такое, что вдруг далекая, плавная линия горизонта (земля
вокруг лежит плоская, круглая, как подсолнух, и всем существом своим
ощущаешь неприкрытую уязвимость свою, и так сладко пахнут цветы яблони!) -
весь видимый край земли вздыбился и разломился на куски, и взметнулись на
страшную высоту дымовые грибы... Как неловко скользящему карандашу выводить
на бумаге это несозвучное "дымовые грибы", - нет такого в земной природе,
быть не должно, а слова, отражающие истинные соотношения мира, всегда
сочетаются гармонично. Но ведь были такие сны, и это святая правда, - и
каждый раз во сне, утратив последнюю капельку надежды, твоя душа прекрасно
знала, что это за грибы выросли на краю невидимого мира и какая последует
теперь кара (иного слова нет!) вслед за подобным чудовищным разрушением
синих небес.
Итак, вам приходилось задумываться над тем, что может человек себе
позволить сегодня, если он уверует, что завтра ничего не будет? И если этот
вопрос не задел вас и, мало того, вызвал одно лишь недоумение, то, слава
Богу, значит, я говорю теперь с людьми Золотого Века, который грезился
обитателям нашего века в далеком будущем, и это ваши глаза светятся покоем,
вдохновением и радостью, и это для вас старушка Земля есть единая страна, по
которой вы можете гулять себе, словно опьяневшие пчелы по смуглому колесу
подсолнуха, туда и сюда, не зная тревог и забот и скучного одиночества до
самой смерти.
Ландшафты же той страны, по которой пробирались наши путники, вбирали в
себя все оттенки двух цветов - два флага чувств плескались над этим миром:
синей отрешенности и снежно-белого покоя. Громоздились этажи внушительных
гор, подобные кипам свежего хлопка, наваленным гигантами, меж горами
стлались тонкорунные долины серых овчин, сквозь которые смутно проступала
синеватая воздушная толща. Были и реки в этой стране, текущие мимо
обрывистых берегов, и сквозь прозрачную воду этих рек - на огромной
глубине - едва угадывалось исполосованное земное дно. Этот вышний мир
состоял из многих этажей, и над самым верхним, самым тихим, царила густая
отрешенная синева. Солнце могло одиноко зябнуть в этой синеве или, склоняясь
к закату - возносясь к рассвету, - заглядывало в широкое боковое окно
какого-нибудь этажа. И тогда скользящие отсветы розового, золотистого и
пурпурного пропитывали кудели равнин и выпуклые боковины гор. Синие тени
загустевали в провалах и ущельях, четко вырубая в призрачной материи этого
мира могучие объемы.
И ровным, нетряским путем следовала странная волчья упряжка, резво
тянули сильные звери, таща ладью-повозку то через барашковую кочковатую
равнину перистых облаков, то напрямик сквозь белые горы кучевых облаков,
бесшумно пронзая их, а то и вплавь через синие провалы пустот меж громадами
грозовых туч, в которых ворочались огненные спруты затаенных молний. Вперед,
вперед! Неизвестно куда, но вперед! Где-то там ожидает нас сверкающий мир,
подобный огненной спирали великой галактики, которая состоит из
неисчислимого сонма горящих, гордых, не знающих тревоги очей.
Зачарованные путники безмолвно сидели в ладье, изумленно глядя на