"Анатолий Ким. Соловьиное эхо" - читать интересную книгу автора

одинокой душой к молодой семье, особенно к доброй Ольге, которая тайком,
жалея несчастного алкоголика и не в силах вынести зрелища его мук,
постепенно передала ему весь спирт из своей дорожной аптечки, даже выцедила
его из металлического никелированного тубуса, в котором содержался походный
шприц для инъекций. Сам краснолицый мужественный концессионер также
взволнован, крепится, оглушительно крякает, чтобы скрыть охватившие его
чувства. Старый холостяк влюбился в младенца, который пил материнское молоко
и ел кашку, а после марал пеленки с такой неукоснительной
последовательностью и энергией, словно был отлично налаженной машиной
простейшей и прекрасной жизни. И перед фактом такой рациональности сердце
Стаббса не устояло. Бывало, войдя с морозного воздуха в дом, он долго,
словно пес, принюхивался и затем ворчал: "Провонял Мейснеров наследник все
углы в коттедже, негде спастись, черт побери". И затем, раздевшись, грел
руки возле печки, после этого шел на половину гостей, чтобы подать хваткому
мальчишке свой толстый волосатый палец... А теперь малыш уезжал, и вряд ли
когда-нибудь еще появится в доме Стаббса столь странное и чудесное существо.
Хозяин с грустью думал об этом и неуклюже махал рукой:
- Прощайте, прощайте, друзья!
Предположим, стоял конец февраля, и неистовое солнце Центральной Азии
по-весеннему бушевало в пустом небе, заливая своей радиацией плоские пустыни
и острозубые горы Тувы. Искоса направленные к земле, прямые копья солнца
пробили в чахлом снегу наклоненные в одну сторону скважинки и желобки, и
весь этот изъеденный, словно ощетинившийся снег постепенно испарялся
кристалл за кристаллом, не превращаясь в воду. И уже скоро вскроются таежные
реки, лягут влажной сетью на землю, перекрывая все дороги, - как же тогда
ехать нашим путникам? Но прочь все сомнения, вперед, вперед! Новый кучер
сидит на передке повозки, неизвестно, кто он, откуда и где его дом и семья.
Нетерпеливо оглядывается он на своих седоков, и в ушах его шумит то же
самое: "Вперед! вперед!" Отто Мейснер и его жена с ребенком сидят в
странного вида повозке, напоминающей древнюю русскую ладью. В нее впряжены
не кони, а три больших волка, и мы узнаем тех самых зверей, которых убил в
схватке наш храбрый магистр философии. И вот наконец долгое прощание
завершилось, прозвучало надо всем бодрое окончательное "гуд бай" Стаббса, и
повозка тронулась с места. Она сначала поплыла низко над землей, затем все
круче стала забирать в высоту, и вскоре уже далеко внизу остались дом Джошуа
Стаббса, и сам он, и его родственник, оба машущие шапками вслед улетающим.
Волки стлались в полете, сокращая и вытягивая свои мощные тела, возница
неподвижно восседал впереди, не оглядываясь на седоков, и долгое путешествие
началось. Они взмыли над землей весной 1914 года, и с того времени
оставшийся под ними огромный шар планеты вращался вокруг своей оси без них.

Возможно, тех, на чье благосклонное сотворческое внимание я уповаю, и
охватит некоторая неловкость за всю эту полувоздушную, заоблачную
фантасмагорию, предложенную их внутреннему взору, за бедных волков, сначала
убитых, а потом впряженных на манер ездовых собак в странную ладью-повозку,
за кузена-пьяницу и четырех смуглых воинов с копьями в руках. Но пусть
терпеливые наблюдатели представят себе тревогу внука Отто Мейснера и самого
этого рыжеволосого внука, сельского учителя, одиноко сидящего в позднее
ночное время за широким некрашеным столом. Перед ним лист беспощадно чистой
бумаги, и скрюченный белый волосок, знак его ранней седины, лежит как раз