"Анатолий Ким. Соловьиное эхо" - читать интересную книгу автора

путешествия бабка не успела рассказать никому из потомков, и теперь, когда
уже нет ее в живых, нам известно только то, что по пути их чуть не съели
волки и что прибыли они к англичанину с больным ребенком - у моего отца
начался сильнейший понос. Никаких записей Отто Мейснера о пребывании в Туве
также не сохранилось. Лаконично составленные заметки о путешествии магистра
по России заканчиваются рассуждениями о ягнятах, упоминаниями о волках и
соловьях. Возможно, бумаги бабка частью утеряла при переездах от одного сына
к другому или еще раньше, при переселении в конце тридцатых годов с Дальнего
Востока в Казахстан, - бабка тогда порастеряла в дороге много вещей, в том
числе и матросский сундучок, который только чудом через несколько лет был
обнаружен в доме одного знакомого в Чимкенте и возвращен владелице со всеми
реликвиями, содержавшимися там: бумагами, крошечным помятым кофейником,
изъеденным молью клетчатым пледом, опасной бритвой с костяной рукояткой,
полосатым бухарским халатом и т. д... А возможно, заметки магистра о Туве не
были утеряны, их попросту могло и не быть, потому что Отто Мейснер больше не
вел записей. Не оказалось, вероятно, чистой бумаги под рукою: она
разлетелась по воздуху, подобно стае белых птиц, когда выхватило ветром из
раскрытого сундучка. А у промышленника-англичанина тоже, к примеру, не
оказалось бумаги, за исключением конторских книг и настольной Библии.
Наверное, был тот Джошуа Стаббс великий практицист и старый холостяк, раз не
побоялся забраться в такую глушь, и не любил он никому писать писем, и
постоянно закалял здоровье, обтираясь на веранде своего дома снегом, который
приносил ему в ведре слуга. Оттого, возможно, и был он красен лицом, дышал
тепло и мощно, одевался легко и носил шапку с поднятыми наушниками, невзирая
на свирепые тувинские морозы. Проживал еще в резиденции мистера Стаббса,
скажем, какой-нибудь нахлебник, быть может его спившийся кузен, Стаббс
провез его через Индию и далее через пустыню Гоби караванными путями на
верблюде, а теперь насильно лечил от алкоголизма. Развлекая своих случайных
гостей, скучающий промышленник любил подразнить кузена - несчастный совсем
озверел без спиртного и у каждого вновь прибывшего гостя выпрашивал, таясь
от Стаббса, водки или хотя бы стаканчик самогона, - мистер Стаббс вслух
рассуждал о том, во что обходится день жизни его никчемного родственника.
"Вот один день моего пребывания здесь, - говаривал промышленник, - дает
среднюю прибыль примерно в тысячу сто гиней, а на содержание мое уходит
примерно в тысячу раз меньше. Так позвольте спросить, господа, есть ли
польза от жизни такого грешника, как я? А вот день моего славного родича
обходится гораздо дороже, ибо он курит сигары, ест много баранины и при
случае, вот как сейчас, отнюдь не прочь пропустить стаканчик. Тогда как
прожитый им человеко-день прибыли никакой не приносит!"
Имела ли место подобная шутка мистера Стаббса или нет, не беремся
утверждать. Нам также не известно, когда и при каких обстоятельствах
покинули Мейснеры резиденцию английского концессионера, - и все же пусть
темное пятно неизвестности станет светлым, отпечатавшись, словно негатив, на
бромистом серебре нашего воображения. А теперь, незабвенные мои, немного
туда проявителя, добрых помыслов в душе - и мы увидим, как на пустой
поначалу белизне вдруг проступают какие-то контуры и силуэты. И вот они
становятся отчетливее, на глазах теряют загадочную призрачность полунамека -
и мы видим мистера Стаббса и мистера кузена, вышедших на парадное крыльцо
резиденции проводить отъезжающих гостей. В глазах подагрического
родственника Стаббса стоят, похоже, слезы: уж он так привык, прикипел