"Дина Калиновская. О, суббота! (Повесть, ж."Дружба Народов" 1980 N 8)" - читать интересную книгу автора

- Мы любим ходить пешком, Гришенька, а ты предпочитаешь быстрый
транспорт - этим все объясняется.
- Что объясняется? Манечка, ты меня пугаешь, я не понимаю, что ты
хочешь сказать!
- Он не понимает!.. Ну и что? Ты не понимаешь меня, я не понимаю,
допустим, мою дочь, она - какого-то там приличного интеллигентного
человека... Понимать и любить-не номер, не понимать и любить, все-таки
любить - вот где правда.
Она уже не плакала, душа омылась слезами, как город ливнем. Напитанные
пылью и сором, случайной городской трухой темные потоки потащились к
люкам, забивая решетки, с пришл╕пыванием и свинцовым бульканьем сползали
вниз, чтобы, грохоча и толкаясь в запутанных трубах, обрушиться наконец в
море и только через сто или тысячу лет, когда-нибудь, может быть, снова
стать теплым дождем встречи...
В зале все, кроме них, танцевали.
Как с неба свалилось долгожданное румяное мясо с жареной картошечкой, с
молодым огурчиком.
- Ах, боже мой, Гришенька! Давай кушать, давай пить, давай радоваться
встрече.
Не дожидаясь тоста, Мария Исааковна выпила из зеленой рюмочки и
улыбнулась не то Грише, не то умненькому барабанщику за его спиной,
оглядела зал, танцующую публику, мужчин сплошь в белых рубашках,
пленительных полных женщин в золотых и серебряных платьях-где достают
такую волшебную материю?!-все слегка покачнулось, поплыло, и задымили
белые трубы на столике, с морским дзеньканьем вызвонили сигнал пустые
рюмочки, и она отчалила на белом праздничном кораблике одна, а Гриша
остался на причале. Пьяненько, хитренько она помахала ему рукой.
Потом, после закрытия ресторана они еще погуляли. Пошли на Карантинный
спуск, в тот двор, куда Гриша явился в девятнадцатом году после первых
своих скитаний и смятений, оборванный и голодный, с раненым плечом и
приключениями, испачканный кровью, но в фесочке, а хозяин квартиры не
очень-то поверил в двоюродного братца. Фонтанчик во дворе был сух, как и
некогда, в нем гнили прошлогодние листья дикого винограда, как и тогда, в
том - их! - окне неярко светилось.
Они вышли со двора и по лестнице поднялись на бульвар. Хотели посидеть,
но здесь действовал закон - каждой паре отдельную скамейку, и все уже было
разобрано. Они приняли этот закон, не роптали, бродили от фуникулера до
колонн и курантов горсовета по ночному бульвару, над портом, над гаванью,
откуда тогда уходили турецкие фелюги с солью и капитаны готовы были взять
на борт обоих пассажиров.
Они мало говорили о невозвратном. Говорили о здоровье -у Гриши,
оказывается, диабет, о детях - у Гриши, оказывается, дочь тоже не замужем,
но зато от сына уже большой внучонок... Мария Исааковна вернулась домой в
третьем часу, как молодая.
Саул Исаакович брился. Было очень рано, семь или даже меньше семи, Саул
Исаакович не подумал, что звонит Гриша, добрил жиденькую, выраставшую от
воскресенья к воскресенью полоску под ухом, вытер полотенцем остатки мыла
с лица, вытер свое сокровище, бир-мингамскую бритву, всемирную редкость,
купленную перед войной на толкучке, хотя уже в то время заметил, что
бриться стало легче, так поредели и истончились волосы бороды. Так вот,