"Дина Калиновская. О, суббота! (Повесть, ж."Дружба Народов" 1980 N 8)" - читать интересную книгу автора

вещи лежали в св╕рнутом виде на полу в кoридоре, укрытые газетами, а Саул
Исаакович и печник из соседнего дома ведрами выносили во двор закопченные
кирпичи, складывали берлинский кафель штабелем на лестничной площадке.
Рива не произнесла ни слова, поставила сумку с продуктами и молча стала
срывать тюлевые занавеси с окна. К вечеру она рассчиталась с печником,
накормила его и даже поставила четвертинку водки, а с Саулом Исааковичем
не разговаривала до конца недели, пока он не заклеил запасным рулоном
обоев освобожденную от печи стенку, не поциклевал и не покрасил пол в
углу. Только когда он перевесил ковер и передвинул тахту, как задумал,
Рива заговорила.
- Привези от Ады пылесос,-сказала она.
В другой раз утром Саул Исаакович обнаружил себя собравшимся в гости к
Моне Штейману, с которым не поддерживал отношений из почтительной робости,
оставшейся с детства. Только изредка виделись на каком-нибудь семейном
юбилее. Пошел. И хоть разговора не получилось - трудно наладить разговор,
если не видишься с человеком годами,- но все же было необычайно хорошо в
Монином доме. Пили чай с вареньем из черешни, договорились выпить кое-что
настоящее вместе с Гришей.
Худенькая узкорукая Клара молчала и таинственно улыбалась, посматривая
на мужчин аквамариновыми глазами из-под розовых от старости век, и в ее
слабости и молчаливости было столько тонкого, женского, что Саулу
Исааковичу неудобно было при ней сидеть, а хотелось стоять перед ней, и
уходил он в нежном расположении.
Как-то, чуть открыв глаза и осознав утро, он страстно захотел, чтобы
тут же наступил вечер и можно было отправиться к филармонии, побывать там
наконец ночью. Просидел вечером у телевизора до конца всех передач,
отпросился у Ревекки подышать свежим воздухом и пошел туда, хотя на улице
шелестел настойчивый душистый дождик.
Люди почти не попадались, троллейбусы проходили редко, фонари горели
вполнакала, ни звезд, ни ветра.
Купол сиял синей печалью, как опрокинутое озеро под луной. Саул
Исаакович поднялся по ступеням в глухо-голубом свете, и тишина обняла его.
Он прислонился к увенчанному глобусом столбу. Да, он так и думал-ночью
здесь было еще возвышеннее...
Шуршал дождь, на карнизах вздыхали голуби. Какой-то елр слышный шорох
слетел к нему сверху, прозрачный шепот.
- Гриша! - негромко позвал Саул Исаакович для проверки.
- Гриша! - исправно ответило разбуженное эхо. А вслед за эхом вспорхнул
с галереи и перемешался с детским всхлипыванием дождя сдавленный женский
смешок.
Саул Исаакович на цыпочках спустился вниз и мысленно извинился.


И еще ожидание

Прошло время, что-то около месяца. От Гуточки папе и маме прибыло
ответное письмо. Круглым, понятным, родным почерком дочь сообщала, что все
здоровы, что дети определены в пионерский лагерь, а у нее самой наметилась
путевка в закарпатский санаторий, что она вынуждена уехать в Закарпатье
раньше, чем дети в лагерь, и отправку детей придется осуществить Игорю.