"Александр Хургин. Возвращение желаний" - читать интересную книгу автора

то волнения эти все равно пустые. Так что любили муж и жена Полухины друг
друга или всего-навсего жили вместе, одной семьей, сегодня безынтересно, и
никто этих нюансов давно не помнит. В том числе не помнят их сами Полухины.
А вот то, что не изменяли они друг другу - помнят. Без гордости и без
сожаления, и вообще никак этот факт своей совместной жизни не оценивая, но -
помнят. Что ни он ей не изменял, ни она ему. Хотя возможности у нее такие
были.
У него с возможностями дело обстояло хуже. Просто потому, что круг его
общения не отличался своей широтой. Среди живых людей. С неживыми он был
связан более широко и тесно, по роду своей профессиональной деятельности. Но
изменять жене можно было только с живыми, а с его пациентами - нельзя. При
отсутствии известных отклонений в психике и сексуальной ориентации. Старик
Полухин никаких подобных отклонений не имел. И его неординарная профессия не
смогла повлиять на его устойчивую психику. И на ориентацию не смогла. Потому
как на ориентацию вообще мало что способно повлиять. Она есть такая, а не
другая, а другой нет и все. К профессии же своей с течением лет Полухин стал
относиться с некоторым юмором. Он говорил: "У меня на том свете столько
знакомых, что я давно там уже свой человек. А тут - чужой".
Шутка эта, конечно, вкус имела горьковатый, и претензия в ней слышалась
некая, и неудовлетворенность миром чуть ли не всем. Но если подойти к этой
шутке трезво, без эмоциональной окраски, то все на этом свете чужие, все
расстаются с жизнью независимо от того, была ли у них с нею настоящая
встреча. А те, кто считает себя здесь своим в доску, достойны массового
сочувствия и сожаления. Умирать им все равно приходится. И смерть для них из
драмы превращается в трагедию. В сравнении с ними другие люди, относящиеся к
себе заслуженно - счастливчики. А старик Полухин - более чем счастливчик.
Для него смерть и драмой не была. Она не была для него вообще ничем. То есть
была - ничем. И стала - ничем.

И вот, значит, исполнилось время. Не пришло, не наступило, не настало,
нет. Оно исполнилось. Как ни старайся, как ни напрягай мозги, а точнее, чем
в Евангелии все равно не скажешь. И жена спросила, имея в виду предстоящий
ужин - "чего ты хочешь?". И старик Полухин сначала ничего не ответил, а
потом ответил "я уже ничего не хочу". И после этих слов все общее, что есть
у старости и у детства, исчезло. Остались одни различия. То есть осталось
одно большое различие, включающее в себя все остальные. В детстве, в начале
жизни, человек характеризуется тем, что состоит из одних желаний. Он
постоянно чего-то хочет, он хочет все и всего. "Хочу" - его суть. В
старости, перед концом, его сутью становится "не хочу".
Да, слова старика Полухина "я уже ничего не хочу" не были
преувеличением. Он действительно не хотел ничего. А если и хотел, то чтобы
скорее наступило это самое "ничего". Не для всех. Только для него,
персонально. Это было его главное и единственное желание - желание "ничего".
И было оно довольно сильное. Что оказалось неожиданным. Желаний-то, как уже
было неоднократно отмечено, у старика давно не осталось. И чувств реальных
не осталось. А тут вдруг такое дело.
Жена выслушала его ответ, сказала "ладно, что дам, то и будешь есть" и
ушла в кухню. Готовить еду. И старик Полухин понял, что жена на его ответ не
обратила должного внимания и всерьез его не приняла. И понял, что это
хорошо. А не плохо. Не рассказывать же ей в самом деле, что такое не хотеть