"Александр Хургин. Возвращение желаний" - читать интересную книгу автора

перестает принимать это "как" в расчет и во внимание. За редкими, уже
упомянутыми где-то выше, исключениями. Когда сквозь пелену существования
прорывается, допустим, радость. Ощущение радости. В остальное время -
одно-единственное, цельное ощущение: ровное и слабое ощущение существования.
Хотя, никакое оно не ровное, оно слабеющее, то есть оно сходит на нет.
Незаметно, тихо, но неизбежно сходит, из существования превращаясь в
несуществование, из бытия - в небытие.
Естественно, что все другие, местные и локальные, ощущения ослабевают и
уходят раньше. Старый человек лишается их, часто доставляя неудобства
близким и окружающим. Потому что вместе с ощущениями он теряет - именно
теряет - и стыд. Стыд нужен только тогда, когда имеет значение, как и что
думают о человеке другие люди. Старику Полухину давно было совершенно
безразлично, что о нем думают, и люди для него значения не имели. Потому что
они были вне. А все, находящееся вне - его уже не касалось. Его не касалось
и многое из того, что было внутри него. В нем по-прежнему происходили
какие-то жизненные процессы, но сознание их в себе не запечатлевало, и
значит, они происходили бессознательно. Ясно, что стыда он из-за этого
безразличия и этой невольной бессознательности лишился. Так же, как и
чувства брезгливости, и многих других чувств, свойственных ему ранее, в
течение жизни. Правда, чувства оживают во время воспоминаний, но их нельзя
назвать чувствами в полном смысле слова, их скорее можно назвать
воспоминаниями о чувствах, тенями чувств.
Понятно, что долго так, без чувств, жить нельзя. Слишком медленное
умирание бывает так же мучительно, как и слишком медленное рождение. Но
слишком медленным оно бывает не очень часто. И без чувств живут недолго. До
тех пор, пока не уйдут все - даже самые сильные - чувства. По-настоящему
сильные, а не те, которые сильными считаются по недоразумению. То есть не
пресловутая любовь здесь имеется в виду, а, скажем, боль. Раковые больные,
страдавшие от страшной, невыносимой боли, перед смертью перестают ее
чувствовать. Им кажется, что наступает облегчение и улучшение, что боль
уходит от них. А это не боль уходит. Уходит последняя способность -
способность чувствовать.

Жена переносила все это как обыкновенную неизбежность. Она терпела и на
судьбу в основном не жаловалась. Будучи всего на три года моложе старика
Полухина, жена нормально видела, слышала и соображала, устойчиво двигалась -
и по дому, и за его стенами, и на любые расстояния. И ухаживала за
полубесчувственным стариком тоже, конечно, она. Потому что а кому еще было
за ним ухаживать? Сын с внуком жил отдельно, причем без жены. У него хватало
забот и домашней работы, и всего, как говорится, хорошего. Он у них
получился невезучий и неудачный - сын. Или, может быть - неудачливый. Так
вроде во всем обыкновенный и не хуже других, но - без удачи. В песне
когда-то пели на всю страну "а любовь прошла стороной", у сына стороной
прошла не только любовь, но и удача. Хотя и любовь - тоже. Любовь прошла, а
плод, как говорится, остался. Теперь он еще - плод, в смысле - обвиняет сына
в том, что рос без матери, и материнской ласки недополучил. Говорит:
- Ну что ты, не мог ее удержать?
- Не мог, - отвечает ему сын старика Полухина.
Он не в состоянии доступно растолковать это сыну, так доступно, чтоб он
поверил. Он знает, что никто и ничто бы ее не удержало. И что она уходила не