"Александр Хургин. Возвращение желаний" - читать интересную книгу автора

от, она уходила к. Сначала ушла к нему, потом - к другому. Она все время
уходила куда-то, всю жизнь уходила. И всю жизнь именно так - к кому-то,
куда-то, а не откуда-то и от кого-то. Хоть в этом она была абсолютно, на сто
процентов, права. Уходить только так и надо: не от кого-чего, а к кому-чему.
Но ничего этого он упорно не говорит своему сыну, он говорит ему
только:
- Не мог.
- А может, ты и не пытался? - не отстает от него сын.
- Может, и не пытался.
Примерно те же слова говорит жена старику Полухину, когда с ним
случается неприятность.
- Ты что, не мог удержаться, - говорит жена. - Или, может, ты не
пытался? Зачем тебе пытаться, не ты ж убираешь, а я.
Старик ничего ей не отвечает. Он стоит на полпути к туалету и не
двигается. И жена стаскивает с него одежду, бросает ее в ведро, самого
старика ставит в большую миску и моет его мыльной губкой. Потом она заливает
испачканную одежду водой и воду сливает в унитаз, заливает и сливает.
Несколько раз. Чтобы не так противно было стирать. Старик в это время тупо
сидит без штанов в кресле или лежит в забытьи на постели. Жена, закончив
стирку и развесив все на балконе, приходит, вынимает из комода чистые трусы,
из шкафа чистые штаны и одевает молчащего неподвижного старика. Он никак не
участвует в одевании - не мешает и не помогает. Потому что он вообще ни в
чем уже не участвует. Он, как говорится, тянет. Тянет давно. И много ли еще
протянет, неясно. Для его состояния здоровья и его возраста - пять лет
много, и три года, и год. Для него сколько ни протянуть - все хорошо и все
много.
И давно пора ему о душе подумать. Но он о ней не думает. Он и в более
молодые годы, когда трупы потрошил, не думал ни об их душах, ни о своей. И
когда вышел на пенсию, и у него появилось для всяких раздумий и помыслов не
занятое ничем время - не думал. Не думает и сейчас. Возможно, потому, что не
знает он даже отдаленно, как это нужно делать. И что нужно о ней, о душе то
есть, думать. Наверное, думать о душе означает думать о Боге. Но это еще
более непонятно, чем думать о душе. Так как ну что можно о Нем думать в
конце жизни? О Нем раньше надо было думать. Если уж думать. При жизни. В ее
деятельной, так сказать, стадии. Когда эти мысли могли как-нибудь на жизнь
повлиять, как-нибудь ее изменить. А теперь думай не думай - все одно. И
старик Полухин не думает. Да и не способен он к думанью. Закоснели у него
мозги и для думанья стали не слишком пригодными. В этом, пожалуй, жена его
недалека от истины. Говоря, что он ничего не соображает. А старик Полухин,
может, и соображал бы. Но нет у него причины соображать. И ничто его к
думанью не понуждает. Человек же просто так, от нечего делать, редко думает
целенаправленно. Он - даже в расцвете лет и в здравом крепком уме - думает,
когда в этом необходимость есть и когда эта необходимость как-то над ним
тяготеет. Старик Полухин не чувствует такой необходимости. И никакой другой
необходимости не чувствует. Поскольку живет он уже, если помните, без
чувств. И все это мытье, раздевание и одевание для него ничто. Он ничего
этого не замечает вовсе - так, как не замечает с некоторых пор вообще ничего
и никого.

Не мог он замечать все подряд в двух временах - и в этом времени, и в