"Мартин Кейдин. В плену у орбиты " - читать интересную книгу автора

ты первый, не ты последний. Но над тобой стоит поработать. У тебя отличный
расчет, ты понимаешь, что такое точность, а потом у тебя есть главное -
слияние с самолетом.
Пруэтт слушал.
- Продолжайте, Эд.
- Но у тебя есть недостатки. Да, недостатки. Тебе мешает вся эта
инженерная премудрость.
- Как это так?
Пруэтт недоумевал: как могут технические знания мешать летному
мастерству?
- О, это не мешает тебе отлично летать. Не бойся, ты порадовал бы
любого инструктора. Ты летаешь точнехонько по наставлению. И в этом твоя
беда, Дик. Летать по книжке хорошее дело, пока не начинаешь учиться летать
по-настоящему. Я - то знаю, чему тебя учили. "Самолет - это механическое
устройство, неизменно действующее в соответствии с законами механики". Ну и
что, мальчуган? Это было известно еще братьям Райт. Но - и это очень важное
"но" - надо наконец достичь такого уровня, когда ты уже не думаешь об этих
вещах. Я не говорю, что о них следует забыть; это глупо и в кояце концов
будет стоить тебе жизни. Надо сделать так, чтобы вся наука, которую вбили
тебе в башку, стала твоей второй натурой. Мало толку летать со счетной
линейкой в руках. Возможно, так ты добьешься отличной точности, но дальше
книжки никогда не пойдешь. И станешь замечательным, превосходным
"правильным" летчиком.
- Ну и что? - заартачился Пруэтт. - Что плохого, если я буду стараться
достичь совершенства? Черт побери, Эд, ведь учебники пишут именно такие, как
вы. Если учебники ни к черту не годятся, чего ради мы их зубрим?
- А кто сказал, что учебники не годятся?
- Да вы же, только что, - удивленно сказал Пруэтт. Лайонз осушил бокал
и протянул его Пруэтту, чтобы тот налил еще.
- Учен ты больно, сынок, и слушаешь не очень внимательно. Я сказал, что
учебники - хорошее дело, но до поры до времени. А потом наступает момент,
когда надо переходить в следующий класс.
- В какой еще класс?
- Учебники со всем, что в них написано, должны стать твоей второй
натурой, как я уже говорил. Об этом не думаешь; это становится как бы... ну,
скажем, таким же естественным, как ходьба. Ты же не думаешь о сохранении
равновесия, когда ходишь; ты просто идешь, и все. Но всякий ребенок должен
научиться ходить. Верно?
Пруэтт молча кивнул.
- Вот и хорошо! Значит, ты уже начинаешь соображать. А затем уже до
конца своей жизни ребенок-мальчик-мужчина больше не думает о сохранении
равновесия, когда ходит или бегает. Даже в болезненном состоянии, когда
голова закружится, например. Он не старается сохранить равновесие. Это
становится рефлексом, инстинктом. Вот чем для тебя должен стать полет, если
ты хочешь чего-то добиться, а не просто по-ученически водить самолеты.
Он помахал зажатым в руке бокалом перед носом Пруэтта, тот вылил из
бутылки остатки вина и сделал знак официанту принести еще.
- Что ж, я рад, что хоть в отношении доброго вина ты проявляешь
здоровый инстинкт, - сказал Лайонз. - Вот мы говорили об учебниках, и ты
понес чепуху о ветеранах, которые их написали. Тут-то ты и ошибаешься,