"Жозеф Кессель. Яванская роза" - читать интересную книгу автора

откупиться от того, что я называл предательством, он избрал самые
благоприятные условия, чтобы заплатить эту дань.
- Боб, ты оригинал! - сказал я.
Я произнес это холодно, равнодушно. На самом деле я был в восхищении от
человека, который умел так укрощать свои наклонности.
Больше того, я готов был забыть его вероломство. Я вновь обретал
товарища. Я ждал лишь одного слова, оправдательного слова, - чтобы принести
свои извинения. Ибо без такой компенсации я не мог все же отказаться от
привилегированного положения правдолюбца.
В то время я был очень плохим психологом. Боб также. Заплатив, он
считал меня своим должником. Чтобы возобновить наши отношения, он ожидал от
меня слов благодарности.
Естественно, как с одной, так и с другой стороны, слово не прозвучало.
Боб прошел со мной на палубу. Несмотря ни на что, некоторая искренность
вернулась в наши отношения и мы больше не испытывали потребности избегать
друг друга.
Боб прихватил с собой стакан коньяка. Я тоже. Не разговаривая, глядя в
море, мы пили маленькими глотками. Моря совершенно не было видно. В
нескольких метрах от нас нечто вроде водянистого, вязкого бельма сочилось с
его поверхности и затягивало горизонт.
"Яванская роза" медленно продвигалась сквозь липкие потемки.
И эта медлительность постоянно напоминала мне, что мы приближались к
цели.
"Мне необходимо что-то предпринять. Необходимо! Необходимо!"
Вот что я повторял про себя, как маньяк, не находя выхода моему
возрастающему желанию.
Боб очень тихо произнес:
- Послушай!
Я прислушался и тоже различил странный шум. Он доносился из угла,
который скрывала ведущая к полуюту лестница, отбрасывая тень, совершенно
непроницаемую, особенно в такую чрезвычайно туманную погоду.
Этот шум походил то ли на скрип, то ли на стон.
Стараясь не шуметь, мы обошли лестницу, каждый со своей стороны.
Там, скрючившись под первыми ступеньками, сидел на корточках человек.
По тому, как вздрагивали плечи, я узнал этого человека.
- Сэр Арчибальд! - воскликнул я.
- Молчите, во имя неба, молчите! - взмолился старый англичанин... -
Я... я... - Рыдания прервали его речь.
Чтобы не напугать его, Боб прошептал ему на ухо:
- Что происходит, почтенный муж? Отчего вы плачете? Вы можете мне это
сказать, я джентльмен и друг.
- Он... он... запретил мне посещать обеденный зал, - простонал сэр
Арчибальд. - Он запретил мне пить. Он... он обращается со мной, как со своим
рабом, это унизительно... это... это чудовищно... чудовищно для меня...
Слезы, всхлипывания снова стали душить его.
Даже в таком состоянии, раздавленный отчаянием, сэр Арчибальд не
вызывал у меня жалости. Конечно, ее трудно было найти в наших сердцах,
слишком молодых и уже очерствевших. Но думаю, что и любой другой человек,
наделенный нормальной чувствительностью, не был бы способен испытывать к
сэру Арчибальду ничего другого, кроме любопытства, смешанного с отвращением.