"Питер Кэри. Моя жизнь как фальшивка " - читать интересную книгу автора

Нуссетте: все оттенки, вплоть до единственной черной пуговки у горла, она
заимствовала из своей палитры.
На Чабба эта перемена образа произвела сильное впечатление. Может
показаться странным, что человек, столь дороживший истиной, безумно увлекся
женщиной, которой до истины и дела не было. Но Чабб оказался заложником
собственного сюжета и не мог не позавидовать человеку, сбросившему с себя
прошлое, как старую кожу.
Как удалось Нуссетте изменить все - не только гардероб, но и профессию?
Ясного ответа он так и не получил. При первой встрече в Сиднее Чабба
восхитила уверенность, с какой Нуссетта распоряжалась освещением, требовала
сменить объектив "Хасселблада", а главное - как она очаровала модель. В
художественной школе с натурщиками обращаются совсем по-другому. Решительно
и жестко Нуссетта командовала всеми, и только с девицей-моделью нянчилась,
поглаживала ее по голове, сюсюкала.
Чабба она словно не замечала. Двигалась, словно балерина, плечи
развернуты, спина прямая, и хотя в брюках попка Нуссетты оказалась объемнее,
чем казалось в Мельбурне, силы и грации это не убавляло. Нуссетта неутомимо
перемещалась от камеры к модели и обратно, и к концу сессии девица ловила ее
указания на лету. Нуссетта что-то шептала ей, модель смеялась, и за
пределами этого магического круга остались все остальные - зачарованные
представитель рекламного агентства, арт-директор, два ассистента и, уж
конечно, Чабб.
Гримерки здесь не было, спрятаться негде - разве что в крошечной
уборной с унитазом в разводах грязи. Модель переодевалась у всех на глазах -
нескромность, привычная для тех, кто бывал за кулисами модельного бизнеса,
но Чабб испугался и вместе с тем возбудился, когда девушка сбросила костюм и
осталась перед камерой в нижнем белье. Тут-то он сообразил, что ему здесь
делать нечего - и уж вовсе это стало ясно, когда Нуссетта обхватила рукой
тонкую шею модели и притянула ее лицо к своим губам. Они целовались на
глазах у всех.
В современном Лондоне такое поведение нормально, но то был послевоенный
Сидней. Агентство представляла крепкая, затянутая в корсет женщина лет
пятидесяти; арт-директором была застенчивая хрупкая девчушка, которой едва
сравнялось двадцать. На редкость несхожая пара, но обе одинаково склонили
головы набок, натужно улыбаясь, чтобы скрыть шок.
Чабб попятился, однако Нуссетта, конечно же, давно его заметила. Она
бегом ринулась к гостю, обняла, поцеловала, представила модели и всем прочим
как великого поэта и самого умного мужчину, какого она только знала. В
Мельбурне Чабб подобного приема не удостаивался. Там он был недостаточно
дерзок, недостаточно буен для нее, недостаточно красив, его вызов обществу
сводился к буги-вуги и сигаретам "Крейвен А". Возможно, подумалось ему,
Нуссетта изменилась потому, что дело Маккоркла привлекло всеобщее внимание?
Как бы то ни было, Нуссетта прижималась к нему всем телом, и это было
приятно. Он чувствовал едковатый запах ее пота.
Нуссетта потребовала, чтобы Чабб оставил ей свой рабочий телефон и
пообещал позвонить ей. Не прошло и двух часов, как она сама набрала его
номер.
- Кристофер, дорогой, не вздумай рассказывать кому-нибудь, что на самом
деле я - художник. Обещай мне, дорогой!
- Нуссетта, меня взяли на работу, потому что я - поэт. Они только