"Питер Кэри. Моя жизнь как фальшивка " - читать интересную книгу автора

установил в 1868 году, дабы определять, "способствует ли текст,
подозреваемый в непристойности, извращению умов людей, податливых на
подобное аморальное влияние, ежели в их руки попадет издание такого сорта".
Заседание суда смахивало на богослужение, сама процедура напоминала
Чаббу церковь в Хаберфилде: с шарканьем входит священник, взмывает ввысь гул
органа, с отчетливым стуком ставят на место песенники.
На это христианское священнодействие ежедневно доставляли Дэвида
Вайсса, и он давал показания либо стоя, либо сидя на скамье подсудимых рядом
со своим длинношеим и клювастым адвокатом. Первый день суда оказался
особенно тяжким испытанием - не только потому, что обвиняемый выглядел таким
красивым и хрупким на фоне массивного судьи и деревянного чурбана
Фогельзанга, но и потому, что Вайсс вздумал - кто его знает, почему -
нарядиться в длинный пиджак тисненого бархата с черной шелковой бабочкой.
Пожалуй, хватило бы и недели в Мельбурне, чтобы понять: здесь так одеваться
не стоит, но Вайсс пожелал предстать перед своими обвинителями эстетом и
чужаком. Чабб прав: он не умел раболепствовать.
Когда его приводили к присяге, Вайсс заявил, что клясться не может. В
причинах отказа сперва не разобрались, судья счел, что дело в иудейском
вероисповедании, однако Вайсс уточнил: он вообще не верит в Бога. Все эти
подробности имеются в протоколе судебного заседания. У меня есть копия, с
которой я время от времени сверяюсь.
Более всего потрясла Чабба даже не эта нелепость - судить человека за
изысканно-культурный каламбур с засовом-Засовом. Его ужаснуло, с какой
беспощадной мощью власть обрушилась на желторотого юнца.
Вел заседание не сэр Дэвид Гиббонс, а Альфред Казинс - крестный отец
отвергнутой Вайссом девушки. Крепкий, здоровый, с накачанными плечами
пловца, крупными кистями, широким и невыразительным ртом. Главный свидетель
обвинения Фогельзанг также был спортсменом и прославился главным образом
своей игрой в анархичную и яростную, можно сказать, кельтскую разновидность
местного футбола. Даже у прокурора, краснорожего, совершенно утратившего
спортивную форму, было разбитое лицо боксера, на котором - ни капли
сочувствия или хотя бы любопытства.
Суд начался с показаний Фогельзанга, описавшего свой визит к Вайссу на
Экленд-стрит.
Полагаю, когда массивный детектив гнусаво и монотонно читал записи из
своего блокнота, это выглядело довольно мрачно, однако годы спустя в фойе
отеля "Мерлин" Чабб разыгрывал диалог Вайсс - Фогельзанг скорее комически.
Лишь намного позднее, читая протокол, я смогла оценить точность
воспроизведения: гротескная пародия на суд отпечаталась в его мозгу, словно
выжженная огнем.
Дет. Фогельзанг: Вам известны стихотворения Боба Маккоркла?
Вайсс: Да.
Дет. Фогельзанг: Среди них находится стихотворение "Засов - Марине".
Что вы думаете об этом произведении?
Вайсс: Я не могу рассуждать за автора. Вам бы следовало спросить у
него, что означают его стихи.
Дет. Фогельзанг: А как по-вашему, что они означают?
Вайсс: Спросите автора. Я не собираюсь выражать личное мнение.
Дет. Фогельзанг: То есть у вас есть свое мнение, но вы не желаете его
высказывать?