"Джек Керуак. Протекая сквозь... (Книга вторая)" - читать интересную книгу автора

благополучно отплавал сам) - Покрывала опадающей воды, темно-сине-зеленые,
посреди океана, с этими чертовыми пенящимися узорами на них, тошнотворная
удушающая чрезмерность, даже если смотришь только на их поверхность - под
ними вздымающиеся пропасти холодных миль - колыхающиеся, катящиеся,
сокрушающие, тонны и грозы Пелигрозо3 бьются, взвивают, кружатся - и ни
одного лица вокруг! Еще одна! Берегись! И целый корабль (с деревню длиной)
ныряет под нее содрогаясь, неистовые винты бешено вращаются в пустоте,
сотрясая корабль, шлеп, теперь кверху носом, нос задран наверх, винты
грезят где-то далеко внизу, корабль не продвинулся даже и на десять футов
- вот такие дела - Словно изморозь на лице, словно ледяные уста древних
отцов, словно поскрипыванье дерева в море. И ни рыбы вокруг. Это
грохочущее ликованье Нептуново, и его проклятого бога ветров, ненавистника
людей. "А ведь нужно было мне всего-навсего остаться дома, бросить все
это, обзавестись маленьким домиком на двоих с мамой, медитировать, жить
тихо, читать на солнцепеке, пить вино при луне в старых одеждах, ласкать
своих котят, спать и видеть добрые сны - посмотри же теперь на всю эту
petrain в которую я угодил, черт бы ее подрал!" ("Petrain" на французском
16 века означает "заваруха"). Но Господь избрал оставить нас в живых, и
когда на рассвете капитан направил судно в другую сторону мы мало-помалу
выбрались из этой бури, и он опять повернул на восток, в сторону Африки и
звезд.

51

Кажется мне не удалось толком все это описать, но сейчас уже поздно, палец
мой мимоходом коснулся бури и вот она буря, какая получилась.
После я провел десять спокойных дней на этом старом грузовозе, все
тарахтевшем и тарахтевшем по тишайшим водам никуда казалось совсем не
продвигаясь, и читал книгу по истории мира, писал свои заметки и
прогуливался по палубе ночью. (О как же безучастно пишут они о гибели
испанского флота в буре у ирландских берегов, ох!) (Или даже одного
маленького галилейского рыбака, утонувшего навеки). Но даже занимаясь
такими простыми и мирными вещами, как, например, сидя с книжкой по мировой
истории в удобной каюте и посреди удобных морей, я чувствовал этот
чудовищный перелом во всем - во всех безумствах человеческой истории
задолго до наших времен, могущих заставить зарыдать Аполлона, или Атласа
выронить свою ношу, Бог ты мой, все эти убийства, погромы, отнятые
десятины, повешенные воры, коронованные проходимцы, громилы императорской
гвардии, сломанные о головы скамьи, атакующие кочевнические костры волки,
Чингис-Ханы опустошающие - расплющенные в бою яйца, изнасилованные в дыму
женщины, избитые дети, убитые животные, воздетые ножи, брошенные кости -
Гогочущие жирные детины короли с измазанными мясной подливкой губами
поливают всех грязью сквозь свои шелка - Нищие плюются сквозь дерюгу -
Заблуждения, повсюду одни заблуждения! Запах древних селений, их котлов и
навозных куч! - Кардиналы "шелковые чулки набитые грязью", члены
американского конгресса "блистательные и вонючие как гнилая селедка в
лунном свете"4 - Скальпируют повсюду, от Дакоты до Тамерлана - И глаза
человека перед гильотиной, и пылающий столб сжигаемого на рассвете, и
мрак, и мосты, и туманы, сети, грубые руки и старые изодранные одежды
несчастного человечества за тысячи лет "истории" (как они это называют),