"Архимандрит Киприан Керн. Взгляните на лилии полевые...(Курс лекций по литургическому богословию) " - читать интересную книгу автора

перед девятой песнью, этому еще молчаливому созерцанию. Церковь молчит.
Мерно струится рокочущий голос чтеца, читающего канон, перерывается изредка
столь знакомым пением ирмосов богородичного канона: "Отверзу уста моя".
Церковь в полумраке, свечи редко теплятся, лампады мерцают перед
иконостасом. Все в напряженном ожидании, в какой-то натянутости. И вот после
признания Богородицею Своего смирения, то есть после зачатия, как только
Церковь это в своем богослужении осознала, тотчас же мощными ударами
разливается малиновый звон, льется благовест над землей своими переливами,
гамма насыщается благодатным многоцветием жизни. Загорается вся церковь
огнями, и перекатывается, льется, переливается, звучит с клироса на клирос
всецерковный восторг:
"Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу!"
Весна пришла, земля дышит, пар идет от полей, от чернозема, клейкий
запах почек струится над деревьями. Вся земля благовествует, всякая березка
и цветок участвует в общей радости всей твари. Благовещение - это праздник
благословенной твари. В одном рождественском песнопении говорится о том,
какие дары принесли Творцу, кто чем Его благодарил: "Ангели - пение,
небеса - звезду, волсви - дары, пастырие - чудо, земля - вертеп, пустыя -
ясли, мы же (то есть люди, человечество) - Матерь Деву". [26]
Она - венец твари. Она ближе всего к этой твари, и поэтому-то мы так
близко чувствуем, воспринимаем Ее. Вспомним-ка, как наш народ относится к
Ней, как близко и по-родственному переживает всякий богородичный праздник.
Ведь сколько с историей Руси связано чудотворных икон Божией Матери.
Богородичный монастырек, церковка во имя Ее.
Невольно вспоминается такая картина. Яркий день, душный нестерпимый жар
висит и давит. Месяц не было дождя, все побурело и сохнет и чахнет. Овсяные
колоски редкие, жидкие... Как камень пересохла земля. И решил "мир" служить
молебен Владычице. На поле за деревней приготовился народ. Даль колеблется
от жары и волной трепещет. Разноцветными кусками, точно шахматная доска,
пестрят вдали деревенские земли: черный, сереющий пар, зеленые хлеба, яркая
картошка. Все стоят и ждут. И вот где-то вдали послышалось пение. Идет
старенький священник, а за ним в пестрой толпе мужиков и баб, две старые
женщины в черных платках и темных поневах несут икону. Колышутся хоругви,
кресты, иконы... "Владычица идет!.." "Царица Небесная!" Как близко в такие
минуты ощущается соединение отринувшегося нашего естества с Богом, молитвами
Матери Его. Как Она близка нам, земле, всей твари, которая радуется Ей.
Молитвы и пение будто бы исходят из самой пересохшей земли, от этих чахлых
овсов и пшеницы. От самой матери - земли - к Матери Божией.
Раз, помню, ехал вдвоем с одним старым крестьянином весенним, ранним
днем. Снег уже сошел, и земля, после сна проснувшись, дышала, и пар клубами
шел от нее, и все поля были точно дымом покрыты. Ехали мы молча и наблюдали
это плодородное дыхание матери-земли. И вот, смотря на этот пар от земли,
указал я старику. Он посмотрел этак умно, по-мужицки умно, и в пространство
сказал:
"Да, земля, стало быть, матушка родит. Господи, Царица Небесная,
Владычица!"... и опять повторил с особым ударением: "земля-матушка родит!"


* * *