"Серен Кьеркегор. Страх и трепет" - читать интересную книгу автора

думать о царском дворце только как о чем-то лежащем вдалеке, мечтая об этом
величии столь неопределенно, что его как бы желают возвысить и одновременно,
благодаря все тому же действию, уничтожить, с тем чтобы это величие впредь
могло возвышаться лишь самым низким образом; я требую от него быть в
достаточной степени человеком, чтобы суметь приблизиться к этому величию с
уверенностью и достоинством. Он не должен быть настолько бесчеловечен, чтобы
бесстыдно нарушать все правила, врываясь прямо с улицы в царские покои, ведь
при этом он потерял бы больше, чем сам царь; напротив, возможно, он найдет
для себя радость в том, чтобы следовать каждому требованию этикета с веселой
и доверчивой мечтательностью, благодаря которой он как раз и окажется
нескованным. Это, конечно, всего лишь образ; ибо всякое различие является
неким весьма несовершенным выражением духовного расстояния. Я требую от
каждого человека не думать о себе столь бесчеловечно, чтобы вовсе не
осмеливаться входить в тот дворец, где жива не просто память об избранных,
но где поныне живут они сами. Ему не следует бесстыдно рваться вперед,
убеждая их в своем родстве с ними, он должен чувствовать себя счастливым
всякий раз, когда склоняется перед ними, однако вместе с тем он должен быть
нескованным и уверенным и всегда чем-то большим, чем простая служанка; ибо,
коль скоро он не хочет быть чем-то большим, ему никогда не войти сюда. А
помочь ему должны как раз страх и нужда, которыми испытуются великие, ибо в
противном случае, если, конечно, у него есть хоть немного твердости и
решительности, они только вызовут у него вполне заслуженную зависть. А тo,
что способно быть великим лишь на расстоянии, тo, что пытаются превратить в
нечто великое с помощью пустых и бессмысленных фраз, потом разрушается
самими же людьми.
Кто же еще был так велик в этом мире, как не та благословенная женщина,
матерь Божья, дева Мария? И что же о ней говорят? То, что она была
благословенна среди женщин, само по себе еще не делает ее великой; и если бы
не странное обстоятельство, что слушатели способны мыслить столь же
бесчеловечно, как и рассказчики, то, пожалуй, каждая юная девушка могла бы
спросить: "Отчего же меня тоже не благословили?" И даже если бы я не мог
сказать ничего другого, я все-таки не отклонил бы совершенно подобный
вопрос, как пустую глупость; ибо в том, что касается благосклонного
покровительства, все люди - с абстрактной точки зрения - имеют равные права.
При этом выпадают только нужда, страх, парадокс. Мысли мои столь же чисты,
как и мысли любого другого человека, и конечно же мысли того, кто способен
об этом подумать, будут оставаться чистыми; если же нет, следует ждать
чего-то поистине ужасного, ибо тот, кого когда-либо посетили подобные
образы, не так-то просто сумеет снова от них отделаться, а погреши он против
них, и они сумеют страшно отомстить за себя с тем своим тихим гневом,
который гораздо страшнее, чем пронзительные голоса десятка суровых
рецензентов. Конечно же Мария родила ребенка чудесным образом, однако
все-таки это произошло с нею по примеру "обыкновенного у женщин",[75] а для
всех женщин это время страха, нужды и парадокса. И конечно же ангел был
прислуживающим духом, но он ведь не был духом услужливым и он не мог обойти
других юных дев Израиля, говоря им: "Не презирайте Марию, с ней происходит
нечто чрезвычайное". Нет, ангел явился только к Марии, и никто не смог
понять ее. И какая другая женщина понесла больший урон, чем Мария? Разве
здесь также не применима известная поговорка: кого Бог благословляет, того
он на одном и том же дыхании и проклинает? Таково духовное постижение Марии,