"Джеймс Келман. До чего ж оно все запоздало " - читать интересную книгу автора

прямо-таки видит, как всплывает вверх и к окну, ноги впереди, организм за
ними, пытается зацепиться плечами, держится локтями за прутья, все без
толку, его всасывает в окно, и он выскальзывает наружу, плывет, минуя
телеграфные провода, над крышами домов, все небо в мерцающих звездах, а
внизу город, вон они, многоквартирные дома на Ред-роуд. Читал он как-то
рассказ про одного малого, который путешествовал в уме, Джон Ячменное Зерно
его звали или еще как. Кто его, на хер, написал-то? Джек Лондон?[3] Сэмми
плотно сжимает веки. Плохо ему, до того, на хер, плохо, а тут еще в голову
лезет всякая чушь, друг, дерьмовая чушь, жуть, хлебаная жуть, и только, если
Элен его сейчас бросит, ему и вправду кранты, конец игры, останется только
сунуть башку в газовую духовку. Все, что он может сделать
все, что он может сделать
Да ничего он сделать не может, толком ничего. Во всяком случае, сейчас.
Ничего ему сейчас не по силам. Скоро будет по силам, а пока ни хера. Ну и
хрен с ней, пусть живет своей жизнью. Сэмми поворачивается на бок, ох как
заснуть хочется. Да в том-то и горе со сном, что он тебе не дается именно
тогда, на хер
не можешь ты ему приказывать, приходит, когда захочет. Сон.
Поразительное, казена мать, дело. Вот ты лежишь весь закутанный в
собственное тело, укрытый им как хрен знает что. Лежишь, как будто ничего
больше на свете не существует. Да ты ни хера и не хочешь, чтобы что-нибудь
еще существовало. Ты хочешь удрать от него, потому как, если не удерешь,
тебе не справиться; единственный способ справиться - это исчезать часов на
шесть-семь каждые двадцать четыре. Только так ты и выживешь, других способов
ни хрена не существует. Тот малый, с которым он когда-то корешился, просто
заполз в угол, чтобы там умереть. Сэмми познакомился с ним, когда тот
болтался вблизи Паддингтона. Околачивался вокруг одной забегаловки,
облюбованной Сэмми, клянчил деньжата у проходивших мимо дрочил. Как-то раз
Сэмми помогал переехать бабе, жившей в одном с ним доме. Ну, ковыляет он по
улице с кучей ее долбаных чемоданов и пластиковых пакетов, друг, у нее этого
дерьма было не меньше миллиона! И тот парень, про которого я рассказываю,
подошел и подсобил Сэмми. Ну, одно за другое, и кончилось тем, что Сэмми
поставил ему выпивку - и не один раз, несколько; так, время от времени,
когда бабки заводились. А штука в том, что парень не любил пить в пабах. Ну
просто не мог, и все. Ты и сам таких знаешь. Даже если у них в руках целый
фунт, они все равно берут выпивку на вынос. Вот и он был такой, настоящий
любитель свежего воздуха, мать его. Ну и как-то ночью они с Сэмми скинулись
на пару бутылок бухла, свернули, значит, около конторы Управления
общественных работ, с Эджвер-роуд, зашли в сквер. Сели на скамейку. А как
малость стемнело, парень этот взял и отвалил, пошел поискать местечко
поукромнее, где можно вытянуться во весь рост. Сэмми-то думал, он поссать
пошел. А после, когда уже уходить собрался, дай, думает, прогуляюсь по
скверу, может, где его и найду, - и нашел, между кустами и оградой, он туда
вроде как затиснулся.
Ну и рожа у него была, жуть, на хер. Исусе, такого не забудешь. Ты не
думай, Сэмми и до того видел, как ребята отдавали концы, еще до того, как к
ним лекаря подоспеют, так и у них рожи были примерно такие же. Говорят,
когда умираешь, у тебя на душе мирно становится, то да се, ни хера, друг, ты
смотришь смерти в лицо, а оно охеренно жуткое, друг, можешь быть уверен,
знаю, что говорю. Гребаная тюряга. То же и с мамой было, когда она