"Джеймс Келман. До чего ж оно все запоздало " - читать интересную книгу автора

хмырь, а он ее всю высосал. Даже не помнит как. Рядом со стулом стояла
пепельница. Он нагибается, чтобы выяснить, не осталось ли в ней чего
покурить, но не может ее найти - пепельницу, о которой я говорю, - видать,
какой-то мудак двинул по ней ногой.
Где-то поблизости подымается гвалт, но, похоже, Сэмми отгораживает от
горлопанов перегородка. Он этого не сознавал, потому что у него в ушах
шумело. Да еще радио, поп-музыка, нудит и нудит, умба-умба-умба,
ди-ди-умба-умба-умба, ди-ди-ум-ба-умба-умба, такое впору слушать мальчишке
Сэмми - в самый раз для пятнадцатилетних сопляков, а тут все-таки фараоны,
люди взрослые. Интересно, какой это участок. В воронке ему по сторонам
смотреть было некогда. Скорее всего, Харди-стрит. Какая разница. Все равно,
если спросишь, никто ничего вразумительного не ответит. С ними же невозможно
завязать отношения; только и слышишь от них что издевки да шуточки. И так не
только в тюряге, я к тому, что Сэмми, было дело, работал на фабрике - десять
минут, - там, в Англии, так и на ней то же самое. Это ж надо десять сроков
отмотать, чтобы понять, над чем они все регочут.
Хрен с ним, друг, с этим покончено, давным-давно. Вот чего никак не
усвоит Элен.
Устал он, как черт; выжатый лимон, понимаешь? Да ведь и есть с чего,
отпиздили его будь здоров. Плюс на человека по временам находит желание
вроде как опустить занавес. Улезть с головой под одеяло. Вот и с Сэмми
сейчас то же самое. Конечно, не в первый раз его так уделали и, можешь быть
охеренно уверен, - не в последний.
Шум. К нему придвигают стул. Кто-то говорит: Да, Сэмюэлс, везучий ты
мужик, мы собираемся тебя отпустить, а при твоем досье это что-то.
С кем я разговариваю?
Ты не наглей, а то поимеешь настоящие неприятности. С твоим-то прошлым
тебя засадят за милую душу и ключ от камеры выбросят. Мы и не думали, что к
нам забрела такая персона.
Ой, кончай ты херню пороть, вы меня сцапали, а теперь я ослеп на хер.
Рука, протянутая ниоткуда, сжимает его левое запястье, следом шепот:
Слушай, мужик, ты можешь идти, только это мы тебе и говорим, так что
поблагодари свою счастливую звезду и угребывай отсюда, потому что, видишь
ли, будь моя воля...
Пожатие усиливается. Запястья у Сэмми сильные, он сгибает левое, чтобы
легче было сносить нажим, вся рука дрожит от напряга. И ребра начинают ныть.
Здоровенный попался мудак. Наконец нажим слабеет, рука исчезает. Сэмми дышит
часто-часто, держись, просто держись, вот только ребра, друг, но все равно,
держись. Не показывай им слабины, друг, ни хера не показывай.
Снова шепот: Ты понял, что тебе говорят, козел дерганый? Вали
тихо-мирно к дверям и не возвращайся, уноси к бубенной матери ноги, долбак,
и чтоб мы тебя тут не видели, понял?
Ты неисправим, говорит другой, и на сей раз зашел слишком далеко. Еще
легко отделался, так что поблагодари свою счастливую звезду.
Делай, что тебе говорят, бурчит какой-то дрочила.
Я хочу поговорить с кем-нибудь непредвзятым, с третьей стороной. И ни
фига я не наглею.
...
Кто-то хмыкает.
А еще один говорит: Надо отдать парню должное, свои права он знает и