"Елена Кейс. Ты должна это все забыть" - читать интересную книгу автора

что я почувствовала? Я-то прекрасно понимала, что наш телефон
прослушивается. Мне в тот момент захотелось завыть, исчезнуть, мне хотелось
проснуться и убедиться, что это сон.
В ту минуту я поняла, что это конец. Я поняла, что завтра утром ко мне
придут. Но у меня еще вдруг появилась надежда, что если я рано утром поеду
на этот вокзал, я их опережу. Собственно, мысль такая появилась у меня на
рассвете, в пять часов утра, и я вскочила и начала судорожно одеваться. А
четверть шестого раздается звонок в дверь. Входят следователь и два
оперативника. Новиков ко мне обращается, можно сказать, прямо в дверях: "Ну,
Елена Марковна, мы видим, что вы уже готовы". Я отвечаю: "Я, к сожалению,
уже несколько месяцев, как готова. И со дня на день вас жду и не
раздеваюсь". А Новиков говорит: "Вот и хорошо. Вот и скажите своему ребенку,
- а Андрей проснулся от звонка, увидел чужих людей и заплакал, - чтобы он
успокоился. Если вы не вернетесь, его воспитает другая мама. Он один не
останется. Государство у нас гуманное и позаботится о нем".
Андрюша кричит: "Мама, не уходи, мамочка, не оставляй меня". Он один,
пятилетний, в квартире, муж в командировке, Вера Михайловна еще не пришла. Я
собрала все свое мужество, подошла к нему и спокойно, улыбаясь, говорю:
"Андрюшенька, родной, я иду в больницу. К очень хорошему врачу. Я его очень
долго ждала. Ты же не хочешь, чтобы мама болела? Скоро придет Вера
Михайловна, а я может быть на операцию лягу. Так Вере Михайловне и передай".
При этом прошу следователя, чтобы он разрешил мне остаться с сыном до
приходя няни, а он даже не слушает меня и говорит, чтобы я скорее собиралась
и прекратила это представление. Но спокойно говорит. Вежливо даже.
Я вот вспоминаю, как обычно следователь звонил и вызывал меня на
допрос. Всегда было одно и то же: "Елена Марковна, здравствуйте. Это вас
следователь Новиков беспокоит. Не могли бы вы завтра к десяти часам подойти
к подъезду номер сорок восемь. Пропуск вам будет заказан". И если я
говорила, что в десять часов мне очень неудобно, можно ли придти в
двенадцать, голос его становился железным, и он кратко так говорил: "Уж
постарайтесь в десять. Я буду вас ждать". И вешал трубку.
Ну, в этот раз оставила я плачущего Андрюшу дома, приезжаем в КГБ,
заходим в кабинет, и Новиков мне говорит: "А теперь, Елена Марковна,
позвоните-ка вашему приятелю и еще раз уточните, в каких камерах хранения,
на каком-таком вокзале спрятаны ваши вещички. И если вы хотите, чтобы ваш
приятель продолжал жить спокойно, давайте сразу же и закончим с этим делом.
Тогда я обещаю вам, что мы оформим все как вашу добровольную выдачу и не
будем мешать вашему знакомому нормально работать. Вы же понимаете, что мы
его и без вас найдем. Но нам бы не хотелось в его поисках приглашать сюда
всех ваших знакомых. И в этом, я думаю, наши желания совпадают".
Мне стало очевидно, что найти Анри - дело несложное. Тем более для КГБ.
Но надо признаться, что я была такая злая на него, что в тот момент у меня и
мысли не было его скрывать. Так что вся речь Новикова для меня никакого
значения не имела. Сказать по правде, я до сих пор не могу простить Анри
этого звонка. Я уверена, что именно когда они обнаружили все наши вещи и во
что бы то ни стало решили их конфисковать, мамино дело приняло совершенно
другой оборот. Я помню, что до обнаружения этих вещей на одном из допросов,
когда я очень была расстроена из-за мамы и не смогла этого скрыть, Новиков
сказал мне: "Ну, что вы так убиваетесь, Елена Марковна? Ну, получит ваша
мама год тюрьмы, через год вы вообще забудете обо всем этом". И насколько