"Елена Кейс. Ты должна это все забыть" - читать интересную книгу автора

клетушки. В каждой - ребенок. Около некоторых детей - мамы. Видно, кормящие.
Внесли Андрея в больничном одеяле. Он лежал на руках медсестры и вздрагивал.
Кричать у него уже не было сил. Я взяла его на руки. Он сначала дернулся,
потом, узнав меня, замер и закрыл глаза. "Это невыносимо, это невыносимо", -
стучало у меня в голове. Решение пришло необдуманно, спонтанно и
окончательно. Я посмотрела на Андрея, на клетушки, на медсестру и сказала:
"Если моему ребенку суждено умереть, пусть умирает дома". И ушла с ребенком
на руках. Мама увидела нас, на секунду обомлела, но ничего не сказала. Она
как всегда все понимала без слов.
Вернулись домой, и все началось сначала. Но для мамы не было
безвыходных положений. Она продолжала действовать, и кто-то сказал ей, что в
Педиатрическом институте есть врач, Рохленко Евдокия Исааковна. "Она делает
чудеса, - сказали маме. - Только домой на частные визиты не ходит.
Попробуйте попасть к ней". Была зима, декабрь, мороз. Мама поехала в
Педиатрический институт. Вошла во двор - а это целый город. Корпуса,
корпуса, корпуса. Видит - идет женщина в ватнике поверх белого халата.
"Простите, - обратилась к ней мама, - как мне найти Рохленко Евдокию
Исааковну?" И услышала: "Я - Рохленко. Что вы хотите?" Мама бросилась перед
ней на колени, в снег: "Вы должны мне помочь, - захлебываясь от волнения
проговорила мама. - Вы не можете мне отказать. У меня умирает внук, спасите
его". И расплакалась. "Встаньте, встаньте, - проговорила Евдокия Исааковна.
- Ну, что вы так нервничаете? Я посмотрю вашего внука".
Так Евдокия Исааковна оказалась у нас дома. Она пришла строгая,
подтянутая, вымыла руки и подошла к Андрею. В комнате, кроме меня,
находилась медсестра с очередным уколом. "Подождите делать укол", - сказала
Евдокия Исааковна повелительно. И начала осматривать Андрюшу. Я опять устало
и заученно начала рассказывать историю своих и Андрюшиных злоключений.
Только я дошла до слов "мне кажется, что это результат...", как Евдокия
Исааковна резко перебила меня: "Простите, вы врач?" "Нет", - ответила я.
"Тогда ваше мнение меня не интересует". Я обалдела. Все врачи терпеливо
выслушивали меня, и вдруг - такая неожиданная реакция. Евдокия Исааковна мне
не понравилась, но я прониклась к ней уважением. Она выпрямилась, строго и
неприязненно посмотрела на меня и сказала: "Вы сами замучили своего ребенка.
Я вообще не уверена, что вам можно доверить его. Ваш ребенок абсолютно
здоров, а вы своими графиками, весами и прочими глупостями довели его до
такого состояния". "А вы можете уходить, - обратилась она к медсестре, - ему
укол не нужен". Когда первый шок от такого вступления у меня прошел, я
робко, как будто она действительно могла отобрать у меня ребенка, спросила:
"Так что же я наделала?" И услышала: "У вашего ребенка повышенная нервная
возбудимость. Он ел нормально, сколько хотел и сколько ему было нужно. А вы
впихивали в него молоко ложкой и развили у него анорексию - отвращение к
еде. И если вы не выполните в точности мои указания, я не ручаюсь, что вы
его спасете". "Я сделаю все, что вы скажете", - сказала я и действительно
была готова подчиниться любому ее слову. Евдокия Исааковна продолжала: "Он
начнет учиться кушать. И научится очень скоро. Если вы ему не будете мешать,
конечно. - Легкая пауза. - Завтра и послезавтра ничего, кроме воды, не
давайте. Ничего". Она взглянула на меня пронзительным взглядом, будто
проверяя не настолько ли я тупа, что не понимаю, что первые два дня кормить
нельзя. Я слушала внимательно и почтительно. Это ее чуть-чуть успокоило: "На
третий день вы начнете давать ему молоко, как будто он только что родился -