"Леонард Кип. Духи в Грантли (Потерянная комната) " - читать интересную книгу автора

под золотые солнечные лучи, я расстался с последними сомнениями: мне в руки
попал давно потерянный ланкастерский бриллиант.

Глава VI

Вернувшись в дом, я промолчал о своем приключении. Мне казалось, время
еще не приспело, лучше подождать до вечера. Язык не поворачивался при
ослепительном свете утра повествовать о тайнах мрака, вечных снов и вскрытых
гробниц. Пока сумерки не внушат слушателям соответствующего настроения, кто
поверит моему рассказу?
Более того: что, если днем явится дух, разгневанный моим вторжением в
гробницу, потребует бриллиант назад и, быть может, я испугаюсь его
чудовищных угроз и отдам свою находку? Обычное время явления духов
близилось, их можно было ждать с минуты на минуту. Дядя Рутвен уже сидел в
библиотеке, поджидая своего визитера. Он был как раз настроен не особенно
дружелюбно по отношению к духам и громко объявил, что не намерен, как
прежде, церемониться; миролюбию его пришел конец, и больше он их в доме не
потерпит. А уж в эти дни особенно - сказал он; в доме готовится праздник,
есть чем заняться и без них. И вот он, настороженный, уселся в большое
кресло и, держа под рукой самый тяжелый том Британской энциклопедии,
приготовился сокрушить духа при первых признаках его появления, прежде чем
тот промолвит хотя бы одно слово.
Но к удивлению всех домочадцев и к сугубому разочарованию сэра Рутвена
(он ведь приготовился действовать и не готов был смириться с тем, что зря
потерял время), духи не появились: ни наверху, ни внизу. Ровнехонько в
двенадцать, как никогда весело, забили колокола; многоголосый перезвон
поражал необычной четкостью и быстротой; но дядю никто не тревожил, и
Британская энциклопедия лежала рядом невостребованная. Наконец день стал
клониться к вечеру, прозвучал гонг к обеду и мы направились в столовую.
На следующий день мы уже должны были обедать в большой компании; утром,
после Рождества в тесном кругу, ожидались первые гости, которые нарушат наше
уединение, и тогда уже не придется жаловаться на скуку. Но сегодняшний день
сэр Рутвен желал провести без посторонних. Нас было мало, однако все помнили
про Рождество и желали достойно его отпраздновать. Куда ни посмотри, комнату
украшали остролист и омела. В дальнем конце камина уютно лежало большое
рождественское полено, вокруг него весело трещали сучья поменьше, и оно
старалось от них не отставать, но не всегда успешно - при его-то размерах.
Пока оно с достоинством тлело, вокруг творились буйные игры, сопровождаемые
громким треском и шипеньем. В трубу уплывали кольца красиво подцвеченного
дыма, пламя вспыхивало языками, освещая все дальние углы и бросая красные
отсветы на старые поблекшие портреты; даже древний, весь в трещинах,
Рембрандт, на котором никто ничего не мог различить, заиграл яркими
солнечными искрами.
Стол был накрыт только для нас троих, но в честь праздника так
торжественно, как на два десятка пирующих. В центре водрузили, сняв чехол из
зеленого сукна, высокий ветвистый канделябр, которым пользовались лишь в
особых случаях. Из мест длительной ссылки вернули антикварное серебро (сэр
Рутвен успел уже забыть о его существовании), и оно, как в прежние века,
приятно замерцало в неярком свете канделябра. В расставленных там и сям
вазочках неназойливо благоухали цветы. В нужное время из кухни должны были