"Джакомо Казанова. Мемуары " - читать интересную книгу автора

дорожного платья и мне приходится бережно расходовать средства, чтобы не
оказаться в Риме без денег. Он слушал меня все с тем же выражением
восхищения на лице и явно поверил в основательность моих доводов, но
возразил мне: "Я богатый человек, - сказал он, - и прошу вас отбросить
всякую щепетильность и позволить мне предложить вам своего портного". К
этому он добавил, что никто не узнает ничего, а мой отказ смертельно его
огорчит. Я с благодарностью пожал ему руку и сказал, что он может
располагать мною. Мы отправились к портному, внимательно выслушавшему все
указания дона Антонио, и назавтра я мог облачиться в одеяние, как нельзя
более подходящее для аббата. Дон Антонио обедал у нас. Затем в сопровождении
юного Паоло мы отправились к герцогине. Эта дама приняла меня совершенно
по-неаполитански, перейдя "на ты" с первых же слов. У нее была дочь лет
десяти-двенадцати, премилая особа, которой через несколько лет предстояло
стать герцогиней Маталона. Герцогиня-мать подарила мне табакерку из
перламутра, инкрустированного золотом, и пригласила обедать у нее на
следующий день с тем, чтобы после обеда мы поехали в монастырь Санта-Клара
для свиданья с новой послушницей. Я провел в приемной монастыря Санта-Клара
два дивных ослепительных часа под любопытствующими взглядами всех монахинь,
вышедших в этот день к решетке. Выпади мне судьба остаться в Неаполе, успех
был бы мне обеспечен, но, хотя и безотчетно, я чувствовал, что меня
призывает Рим. Поэтому я отказался от всех заманчивых предложений моего
кузена дона Антонио, развернувшего передо мной целый список первых
неаполитанских семейств, где меня ждали как воспитателя их подрастающего
потомства. У герцогини Бовине я познакомился с мудрейшим из неаполитанцев
доном Лелио Караффа* из рода герцогов Маталона, которого король Дон Карлос
назвал своим другом. Дон Лелио Караффа предложил мне большое жалованье, если
бы я согласился руководить воспитанием его племянника, десятилетнего герцога
Маталона. Я же попросил оказать мне благодеяние иначе - дать мне
рекомендательные письма в Рим. Охотно, без всяких колебаний он согласился и
назавтра прислал мне два: одно - кардиналу Аквавиве и другое отцу Джорджи.
Заметив, что друзья мои стараются выхлопотать для меня приглашение к
королеве на целование руки, я поспешил с приготовлениями к отъезду, я
понимал, что Ее Величество могла меня спросить, а я не мог бы не ответить и
не признаться, что я сбежал из Мартуано, от бедного епископа, которого она
сама назначила на это злосчастное место. К тому же королева знала мою мать
еще по Дрездену, и ничто не могло ей помешать рассказать о том, какую роль
играла при дворе моя матушка. Это убило бы дона Антонио, а вся моя
генеалогия рухнула тут же. Я знал силу предрассудков, медлить с отъездом
было нельзя. На прощание дон Антонио подарил мне великолепные золотые часы и
вручил рекомендательное письмо к дону Гаспаро Вивальди, которого он назвал
своим лучшим другом. Дон Дженнаро отсчитал мне мои шестьдесят дукатов, а его
сын просил писать и поклялся мне в вечной дружбе. Все они проводили меня до
экипажа; было пролито много слез, произнесено много благословений и добрых
пожеланий.
Я не был неблагодарным по отношению к доброму епископу Мартуранскому;
если даже он невольно и причинил мне огорчения, я охотно признаю, что его
письмо к дону Дженнаро было источником всех благодеяний, которыми я был
осыпан в Неаполе. Я написал ему из Рима.
Пока я осушал слезы разлуки, мы успели проехать всю прекрасную
Толедскую улицу и выехать за город. Только теперь я присмотрелся к