"Джакомо Джироламо Казанова. История моей жизни " - читать интересную книгу автора

Исмаила эфенди. Он выказывал мне самое дружеское расположение, я отвечал тем
же и поддался на упреки его, что не пришел в другой раз к нему на завтрак;
однако ж, отправляясь в этот другой раз к нему на обед, я почел нужным идти
вместе с г-ном де Бонвалем. В назначенный день я пришел и после обеда
наслаждался прелестным зрелищем: рабы-неаполитанцы обоего пола представили
забавную пантомиму и танцевали калабрийские танцы. Г-н де Бонваль завел речь
о венецианском танце, именуемом фурланою, Исмаил обнаружил любопытство,
и я
отвечал, что смогу показать его, однако ж мне надобна танцовщица из моего
отечества и скрипач, который бы знал мелодию. Взяв скрипку, я сыграл Исмаилу
мелодию; но даже если б танцовщица и была найдена, мне невозможно было в
одно время играть и танцевать. Тогда Исмаил поднялся и отвел в сторону
одного из евнухов; тот удалился и, вернувшись через три-четыре минуты,
сказал ему что-то на ухо. Исмаил объявил, что танцовщица уже найдена, и я
отвечал, что найду и скрипача, если ему угодно будет послать кого-нибудь с
запискою в Венецианский дворец. Все сделано было весьма скоро. Я написал
записку, он отослал ее, и через полчаса явился со своею скрипкой слуга балио
Дона. Минутою позже отворилась дверь в углу залы - и вот является из нее
красавица с лицом, скрытым черной бархатною маской овальной формы, из тех,
что в Венеции именуют мореттой. Все общество пришло в удивление и восторг,
ибо нельзя было представить предмета более приманчивого, нежели эта маска,
как стройностью стана, так и изысканностью манер. Богиня встает в позицию, я
с нею, и мы танцуем шесть фурлан кряду. Нет на родине танца стремительней:
но я задыхаюсь, а красавица, держась прямо и недвижно, не выказывает ни
малейшей усталости и явно бросает мне вызов. На поворотах, как нельзя более
утомительных, она, казалось, парила над землею. Я был изумлен донельзя: и в
самой Венеции не случалось мне видеть, чтобы так хорошо танцевали. Отдохнув
немного и несколько стыдясь своей слабости, я снова приблизился к ней и
сказал: „Ancora sei, e poi basta, se non volete vedermi a morire"
*.
Она, быть может, отвечала бы мне, если б могла - но в подобного рода маске
невозможно произнести ни слова; пожатие руки, незаметное для всех, сумело
заменить красноречие. Мы станцевали еще шесть фурлан, евнух открыл ту же
дверь, и она исчезла.
Исмаил рассыпался в благодарностях, однако ж это я должен был
благодарить его - за единственное истинное удовольствие, что получил в
Константинополе. Я спросил, венецианка ли эта дама, но он отвечал лишь
лукавой улыбкой. Под вечер все мы удалились.
- Этот славный человек поплатился сегодня за свою роскошь, - сказал
мне г-н Бонваль, - и, уверен, уже раскаивается, что позволил своей
красавице рабыне с вами танцевать. По здешнему предрассудку, поступок этот
пятнает его славу, и я советую вам остерегаться: вы наверное понравились
этой девушке, стало быть, она задумает вовлечь вас в какую-нибудь интригу.
Будьте осмотрительны - это всегда опасно, принимая в соображение турецкие
нравы.
Я обещал не втягиваться ни в какую интригу, но слова своего не сдержал.
Спустя три-четыре дня встретилась мне на улице старуха рабыня и
предложила шитый золотом кисет для табаку, запросив за него пиастр; взяв по
ее настоянию кисет в руки, я почувствовал внутри письмо; она же, я видел,
старалась не попасть на глаза шагавшему позади меня янычару. Я заплатил, она