"Борис Казанов. Роман о себе" - читать интересную книгу автора

один в выстуженной квартире, укутав ноги пледом, и ждешь, когда зима
пройдет. Обычно к зиме старался заработать побольше денег, чтоб не
выходить из дома. Зимой становится невмоготу и в порту, среди стылых,
накаленных холодом пароходов, облитых льдом якорных цепей, промозглых
швартовок, вечных перетягиваний с пирса на пирс. Тащишь через пуп
деревенеющие в воде концы, не чувствуя пальцев в промокших рукавицах, и
одна радость, что скоро скроется город, и уже среди океана, качаясь на
волнах, вспомнишь, как катался с молодой Натальей на лыжах в излучине
Днепра, или как нес Анечку в детский садик через холм в пургу, закутанную,
привалившуюся и посапывавшую, обвеивавшую щеку теплым детским дыханием. Но
бывает и так, что внезапно грянувший снег совпадает с твоим настроением, и
тогда, забыв о холоде и мокром пальто, запрятавшись в метели, погружаешься
в свое одиночество, ощущая в нем новизну после долгого уединения дома.
"Где больше неба мне, там я бродить готов" (О. Мандельштам).
Уж если задал себе вопрос, то надо на него ответить! Отчего я, бывая в
море наездами, возвращаясь, порой создавал вдохновенные рассказы, а о тех,
среди которых рос, с кем породнился, отделался ерундой? Влюбляешься в
далекое, малоизвестное, о чем пишешь настоящее, а о своем, знакомом и
близком, ничего не создаешь. Нет ли в этом деформации взгляда, сродни
дальнозоркости? Или дело совсем в ином?.. Вот уже, весь в своем романе, я
чувствую, как он стареет во мне, не претворяясь; его губит жизнь, красота
ускользает, и все время возвращаешься к тому, что ушло, сгорело давно.
Многие годы я обитал, вполне сознавая, в другом мире, который заслонял,
отодвигал этот, когда он наваливался, давил. Без всякого сожаления уступил
его тем, кто считал своим и мог писать, не стесняя себя, как я, всякими
сомнениями. Ничего и не складывалось, душа бунтовала, перо в нее
упиралось, как душу обминешь? А если и обминешь, ничего в ней не затронув,
то какой тогда от этого прок? Но я не прочь засвидетельствовать: и я здесь
был, совсем не отделяйте! Я здесь, еще иду в метели, Свислочь, берег реки,
и если сейчас к себе пристану, как с ножом к горлу: давай-ка, выложи, что
знаешь! - неужто не наскребу хоть какую малость о родном крае? Ведь это не
что-то такое, что придумал и вбил себе в башку.
Есть место и есть имя: Рясна.
Было: зима, снег. Вышел на какой-то автостанции. Темно, сильнейший ветер,
гнущий деревья. Одно дерево упало поперек. Посмотрел по направлению
ствола: окна освещены, сидят люди в два часа ночи почти. Меня не видят,
только я их. Так из поезда, проезжая, подойдешь ночью к окну и видишь их,
как с другой планеты. А я живу, как в поезде еду или как с палубы
смотрю... Нет, не отъехали! Значит - и я с ними. Вошел в уборную: говно с
мочой смерзлось, вот такая гора! Хоть на санях катайся... Нет, лучше за
углом. Теперь, кроме этих, что за стеклами, еще кто-то смотрит - и видит,
- а кто? Поднял голову: ветки качаются, и там, между веток, за мной
подглядывающие, облака. Почему кажется, что подглядывают? Потому что,
среди качания веток, они неподвижны... Где здесь ни бываю, куда ни езжу,
ничего не прибавляется: люди за стеклами да облака. Не знаешь даже, как
выглядишь со стороны. Где мой автобус, по какую сторону? Переступал я
дерево или не переступал? Да я и не размышлял, сонный: залез не в свой
автобус, уселся с какой-то теткой... Может, ее обилетили только что?
Поехали, едем, я выяснил ошибку, не все ли равно? Поначалу женщину
рассмешило, что я еду в другую сторону. Потом испугало, что и не собираюсь