"Борис Казанов. Роман о себе" - читать интересную книгу автора

собирался отдать. Такая у меня принципиальность... На флоте, когда для
меня уже отпали суда, на которых разгуливал в молодости, я согласился было
на корявую рыбацкую шхуну... И не глянул бы на нее в другой раз! Что
поделаешь, я постарел, и было скверно вспоминать, как стал лишним на
Командорах. Подстрелили котика в научных целях, тащили в бот: здоровенный
секач, не добитый еще, переломил клыками приклад ружья; я почувствовал в
нем, полуживом, громадную силу, почувствовал: все неудобно - и качка, и
борт, и шкура, за которую не могу ухватиться; и сапоги скользят по крови,
никак не могу занять свое положение; и вообще: я никуда не хочу его
тащить! А хочу лежать в могиле в дельте ручья Буян, где когда-то нарыл
драгоценные камешки, - и тогда мне сказали: "Отойди!" - и я согласился на
корявую шхуну... Ну и что? Вышли в море, уже нырял, удалялся берег; я
подумал: зачем мне нужна ваша красная рыба, Камчатка, Чукотка? Если отпали
Командоры - я пойду в Антарктиду через Аргентину и Магелланов пролив!..
Взял спасательный нагрудник - и ушел от них..
Не знаю, какое здесь сравнение: сейчас я уходил к тем, кому лишь формально
принадлежал; и я их боялся, это правда: меня ужас охватывал, что я окажусь
среди них!.. А здесь давал совет человек, который вызнал всю мою
подноготную. Никто, даже Наталья, не знает обо мне того, что Вероника
Марленова. Но если с ней согласиться, то мне уже ни понять, ни защитить
самого себя. Будет считаться, что как жил здесь, так и живу. Так ли уж
важно, что я, став после развала СССР белорусским писателем, так ничего и
не написал о Белоруссии? И какая там потеря, что скитаясь в морях,
молодой, полный сил, привозя с каждого плавания замыслы новых и новых
книг, грезя их в обложках, в переплетах, я десятой доли не осуществил из
того, что имел, все потратил здесь, погубил, ничего не скопил, кроме этих
ушедших, истаявших в морской дали, откуда было пришли, моих загубленных
книг!..

8. Рясна

Снежное облако, катившееся из района Юго-Запад, докатилось, наконец, и до
нас. Пропустил начало снегопада, а когда вышел из ОВИРа, - уже крупно
валил снег. Не такой, как утром, а сырой, набрякший водой, мало
отличавшийся от дождя. Обвыкая, я шел, облипая снегом, держа зонт в голой
руке. Не захватил перчаток, уже жалел, что накликал зиму. Но это был снег,
и он все занавесил. Утонула окрестность, лишь угадывалось по огонькам
шоссе. Снег падал косо, закручиваясь по спирали, и, уже пролетев, как бы
возвращался обратно. Я различил корявые деревья яблоневого сада, завеянные
снегом, как цветущие... По какой дороге идти и по какой ехать? Меня
потянула к себе Свислочь, загадочная в этом месте, где ее прерывало
искусственное Комсомольское озеро. Попадая в озеро, крошечная река не
терялась в нем, а, протекая незаметно, точно попадала за озером в
собственное русло. Спустившись с откоса, увидел, что река замерзшая. Лед
дольше выстаивался на окраинах, чем в городском центре, но и здесь
отсырел. Снег таял, не ложась, образовались проталины, где вода
показывалась наружу. Всегда возле проталин сидели рыбаки, каждый у своей
лунки, просверленной во льду буром. Согнала метель, теперь их нет.
Зима в городе скучна, редко влечет к себе. Наталье напоминает, как скудно
она одета, меня пугает холодом. Заклеишь окна, балконную дверь, сидишь