"Борис Казанов. Полынья [H]" - читать интересную книгу автора

- На юге она, отдыхает с матерью... Она моя гордость! Получает шесть
рублей сверх стипендии за успеваемость.
- Умная?
- Ого-х!
- Такая не подходит. - Ильин сразу потерял к ней интерес.
- Потому что ты ветреная голова, - упрекнул его повар. - Вот ты, такой
человек, водолаз! А к девкам ходишь. А сам трижды женат.
- Во-первых, во-первых... я трижды женился на одной, на своей жене, -
отвечал Ильин резко. - А то, что я хожу, хоть водолаз, так на это лишь
старшина мне указ... - Он мотнул головой в сторону верхней койки, где
лежал, занавесившись, их командир. - А то, что я хожу, хоть и женат, -
говорил Ильин, запутываясь в повторениях слов, - так теперь один
телефонный столб не ходит. И то потому, что чашечки вниз.
- Это верно, - поддакнул повар.
Дюдькнн, видно, и сам не понимал, отчего упрекнул Ильина в распутстве.
Наверное, ляпнул из обиды за свою дочь, способности которой Юрка не
оценил. Но водолаз все еще не мог простить повару его замечания и ударил
напоследок.
- Да ты-то сам, - сказал он. - Ни в жизнь ты не можешь красивую дочку
родить.
- А вот и родил!
- Не твоя она...
Повар, пугавшийся категорических утверждений, сразу сник. Он помолчал, а
потом сказал словами песни:
- Но моряки об этом не грустят.
- Как не грустят? - опять прицепился к нему Юрка. - А если дочка твоя,
твоя?..
- Да, - сказал Дюдькин, оживляясь.
- Значит, любит тебя?
- Обязательно.
- А ты - "не грустят". Грустят... Вот видишь, какой ты!
- Ты прав, Юра! - сказал Дюдькин, благодарно принимая упрек, что он плохой
отец, раз Ильин так повернул насчет его отношений с дочерью.
Трощилов все это время просидел как мышь. Про себя он уже понял: из Ильина
для него защитника не получится. Ильин играет дурной силой, он никакой
опасности не понимает. Для него тот авторитет, кто силу имеет. Поэтому он
и старшину признает. А кто для него Трощилов? Червяк, пустое место.
Ожидая, когда поднимутся остальные, матрос решил приберечь свое сообщение,
что водолазам надо вставать, напоследок, если у него спросят, зачем
пришел. Но никто ни о чем у него не спрашивал, и постепенно Трощилов
отключился от всего. Он сидел, отупляюще переваривая воздействие тепла,
запах тел, разговора, в который не вникал. Сидел, чтоб сидеть, испытывая
привычное удовлетворение, что минуты, отсиженные здесь, ему оплатят. С
утра, отправляясь на побудку, матрос старался побольше урвать таких вот
минут: не сразу шел в каюты, а когда заходил, подолгу толкался между коек,
разглядывая спящих, одевающихся людей; доедал на камбузе кислые макароны,
соскребая их со стенок котла; запирался надолго в гальюне, спускался в
машину, чтоб где-либо прикорнуть возле теплых труб. И так до тех пор, пока
его не отыскивал боцман или матрос, кого посылали вдогон. Сегодня же,
спустившись сразу в каюты, Трощилов вводил и заблуждение боцмана: тот