"Борис Казанов. Полынья [H]" - читать интересную книгу автора

звоном в голове болевой порог и еще метров тридцать нейтральной глубины.
Ковшеваров предупредил, что он на пятидесяти. Нельзя тормозить, если
водоворот под ним. Прибавил вес - и чуть не перевернулся, поскользнувшись
на течении. Это оно мерцало внизу, такое стремительное, что почти не
колебало воды. Но оказалось неглубоким, на чем старшина попался. Как
только стравил воздух, резко добавив вес, вода словно проломилась, и он
влетел в водоворот, спрятанный под течением. Меняя вес и положение тела,
одолел его и начал тормозить. Однако не мог задержаться, и в воде, выдавая
скорость, опасной тяжестью прорезалось собственное тело. Пытаясь убрать
вес воздухом, перестал его стравливать через клапан в шлеме (действовал
лишь предохранительный клапан на рубахе, развешивая гирлянды из мелких
пузырьков), но падал и падал, как в какую-то прорву. Наконец, с раздутым
костюмом, он остановился на семидесяти метрах, как выяснил Ковшеваров по
воздушному манометру.
Примерно с этой отметки, с первого порога дыхания, и начинался их
глубоководный мир. В отличие от болевого порог дыхания ничем себя не
выдает. Он страшен наверху. Даже портовый водолаз с его организмом,
способным к продуванию, незаметно заскочив на такую глубину, умирал при
подъеме от разрыва легких. Для глубоководника, спускающегося на воздушной
смеси, порог дыхания неудобен. Воздух, растворенный в крови, под давлением
превращался в пузырьки. Застревая в сосудах, они могли остановить
кровообращение. Эти пузырьки пропадали при уменьшении глубины, для чего
надо было часто подниматься в верхний пласт, чтоб отсидеть время по
лечебной таблице. Притом минуты здесь, на глубине, оборачивались наверху
часами. Такое движение, которое в обычных условиях могло вызвать смех,
было для них характерно. Сейчас надо было спешить, пока Гриша не погнал
наверх, а он медлил, чувствуя, что внизу опоры нет и малейшая попытка
стравить воздух через головной клапан может окончиться падением.
Что-то пробарабанило по костюму. Напряженно вгляделся в лучи лампы:
пузырьки воздуха... Откуда они выходили? Начал спускаться так осторожно,
словно взвешивал себя на аптекарских весах, прибавляя крошечные гирьки.
Пузырьки пропали: или иссякли, или он их потерял. Перестало мерещиться
падение. Теперь его раскачивали волны, поддерживая со всех сторон, - как
внезапно между ними словно открылся просвет чистой бездны. Он сразу упал,
удивляясь, что это не сон: то, что его окружало, было, несомненно, водой,
а она держала. Вода неожиданно начала поднимать, но он не согласился.
Прибавил вес и полетел и, падая, чувствовал, как в воде нарастает удар.
Этот удар его остановил. Он тотчас бросился опять, но услышал крик Гриши в
телефоне и опомнился.
Да, предчувствие не обмануло: спуск на точке невозможен. Как будто моря не
сливались здесь, вода что-то обходила. Яма и тянет к себе и не пускает
-ничего невозможно понять. Но как можно вырыть яму в воде? Никакой ямы не
могло быть. И не может вода казаться пустотой. Разве что это какая-то
особая, магнитная, вода, которая притягивает к себе. А если так, то она
могла притянуть "Шторм". Он мог здесь лежать. Может, удастся что-то
рассмотреть? Такая вода должна светить.
Ничего не проглядывалось, ни одного пятнышка. Не то чтоб темно, нет. В
такой странной воде он еще не был. Ясная ночь с грозовым сверканием. Но
что-то мешало... Сообразил: лампа. Сильно она разгорелась. Ее свет,
отражаясь от воды, слепил глаза. Сейчас его окружало с полдесятка ламп,