"Борис Казанов. Полынья [H]" - читать интересную книгу автора

осложнить ориентировку, так как он всегда преломлен. Бочки не оказалось на
месте, хотя спускался прямо на нее. Надо было ее найти, чтоб прикинуть
угол отражения. Обнаружил примерно в десяти шагах в сторону косы.
По-видимому, свет преломляло море, которое глядело сумрачно, как воздух,
собирающийся к грозе. Когда море доплескивалось до косы, то в ее
однообразной среде, похожей на серый туман, повисали гроздья соленых
капель и медленно оседали, как более тяжелые. Вся эта дорога вдоль кромки
моря не сулила ничего хорошего. Но он уже выбрал ее за столом и оставил, о
чем предупредил водолаза на телефоне.
Постояв на косе, то добавляя, то убавляя воздухом вес, он примерился к
сопротивлению воды (отяжелить себя нельзя, скоро устанешь, а сделаешься
легким, не пробьешься сквозь воду) и пошел, сильно накренившись, по
оконечности косы, срезая выступающие углы. И не прогадал, так как на этой
дороге, орошаемой фонтанами темных капель, виделось гораздо ясней, чем в
промежутках туманностей, образовывавшихся при отливе. Он мог различать не
только профиль косы, но и детали рельефа. Пожалуй, используя этот свет,
углубляясь в отмель и возвращаясь к ее краю, можно было охватить более
широкую площадь для обзора, чем выбрал он. Но он не отклонился от прямой
линии и мог в свое оправдание сказать, что осмотрел ее внимательно.
"Шторма" на кромке не было.
Зато было целое хранилище вещей, украденных морем и выброшенных на этот
подводный берег: оборванные якорные цепи, бочки с питьевой водой, ящики со
стеклом, аккумуляторные фонари. Все это повыпадало с разных пароходиков,
зверобойных шхун, экспедиторских суденышек, доставлявших грузы на полярные
станции, и теперь, принятое на хранение отмелью (пока не вдавилось в
песок, не сплющилось ледником, не стерлось совсем), открытое на покатой
равнине, вызывало чувство заброшенности и пустоты. Что "Гельма" обозначила
большой точкой, а Кокорин принял за сундук, оказалось здоровенной баржой.
Наверное, куда-то ее тащили, не дотащили. Суденко издали заметил ее по
желтой трубе (в воде особенно видна желтая краска), из которой выплыл в
точности такой же окунь, которого он видел раньше, а из разных щелей
выпорхнула целая туча вспугнутых рыбешек. Хотя он и спешил, но вскользь
осмотрел баржу, осторожно приподняв люк ахтерпика, а потом заглянул в
провизионку, заваленную продуктами. Внутри провизионки сразу все
зашевелилось, и он не решился ее распахнуть. Только чуть приоткрыл, чтоб
выпустить крысу, которая, всплывая, смотрела на него как живая,
озолоченная светом лампы.
Световой люк машины не открывался, и была наглухо закрыта металлическая
дверь, ведущая в жилые помещения. Он постучал по ней грузом, чтоб ребята
услышали в посту. Везде звук был глухой, как все утонувшее, но эта дверь
отозвалась. В сущности, это еще была живая баржа с водолазной точки
зрения. Она находилась под напряжением воды, от которого ее можно было
избавить, лишь раскрыв полностью. Он увидел веху, привязанную к трубе, и
освободил трос, глядя, как она всплывает. На всякий случай место теперь
обозначено. Перелезая через борт, он разобрал буквы названия: "Волна".
Выкинуло баржу так аккуратно, что Суденко невольно провел лампой от киля
до средней линии, прикидывая, где можно подсунуть понтон. Баржа для
подъема стояла идеально.
А дальше по отмели было голое место, и он увидел на нем морских птиц, по
очертанию гагар, которые висели в воде, ухватившись клювом за придонную