"Борис Казанов. Полынья [H]" - читать интересную книгу автора

Кутузов мог видеть любые сны.
- Приснилось, что сплю, - рассказывал он. - А вокруг много моряков, И все
прут на "Шторм". Я кричу: "Ку-да вы?" А сам думаю: "Что-то тут не то..." -
и остался на причале. А "Шторм" отошел, идет, а потом - раз! - стал тонуть
и утонул.
- Не видел где?
- Деньги на четверых!
- Ишь ты, спекулянт...
- Значит, утонул, - продолжал Кутузов, раскорячась на стуле. - И тут
подходит ко мне Герман Николаевич, мой старый капитан. Подает руку, вот
так: "Здоров, Кутузов Валентин. Ты кто?" - "Я боцман ваш". - "Будешь,
говорит, за пароход умирать". И раз! - бегут эти, с лопатами... А я думаю:
"Ну, хорошо, пускай я, а как же моя Лида, мой сынок Андрюшенька?.."
Тут они доиграли кон, и поднялся Шаров - вахта Трощилова кончилась.
Кутузов его удержал:
- Сиди, Леха...
Боцман порой предпочитал, чтоб Шаров отдыхал, а не работал. Потому что
Шаров, уходя на палубу, мог оставить без дела и его самого. Это было
нежелательно боцману сегодня, в великий день покраски. Глядя с нежностью
на своего любимца, которого очень ценил как заместителя и будущего
преемника, Кутузов его успокоил:
- Пока Кокорин поставит судно, баба сумеет родить.
- Coy-coy.
Это было единственное, что Шаров произносил: непереводимое
фразеологическое сочетание, позаимствованное им у американских моряков.
Оно означало нечто вроде: "Поскольку-постольку".
- Ну и как, закопали тебя?
- Не допустил Милых, - ответил Кутузов с гордостью. - У него на "Агате"
сейчас какой дракон? Старик... Помнишь, Леха, того дракона с "Вали
Котика"? Только ушли в плавание, а он взял и умер. Пришлось из-за него из
рейса вернуться. А спасателю как возвращаться? У него один час стоит
тысячу рублей! На спасателях здоровые боцманы работать должны... Я прошлый
раз мог на "Агат" перейти, когда он в Азию шел. Да с боцманом не сладили.
Я ему говорю: "Буду принимать твое хозяйство по акту, до последней
рукавицы". А он: "А-а, тогда останусь". А куда он денется? - закончил
Кутузов, довольный своей принципиальностью.

4

Ильин внезапно бросил карты и посмотрел на верхнюю койку, где лежал
старшина.
- Жора, ты не спишь?
- Говори, - послышалось за занавесками.
- Станцию будем готовить?
Водолазный старшина Суденко свесился с койки, чтоб стряхнуть пепел. Это
был малый лет тридцати, рыжий, обсыпанный веснушками, с васильковыми,
прямо девчоночьими глазами, которые казались ненастоящими на его
грубоватом лице. Порывисто потянувшись к пепельнице, он вопреки ожиданию
взял ее не резким, а каким-то округленно-плавным движением своей большой
полной руки и, старательно погасив окурок, поставил пепельницу на место.