"Юрий Казаков. Проза. Заметки. Наброски" - читать интересную книгу автора

выбор каждого человека. В том "душевном пространстве", какое нес в себе
Казаков, а следовательно, и в художественном мире его прозы этот конфликт
изначален.
Но было бы неверно думать, что темой смерти исчерпываются
неосуществленные казаковские замыслы. Замыслы у него были самые
разнообразные - и веселые, легкие, праздничные: например, фрагмент
безымянного рассказа о том, как молодой московский инженер-химик Саша
Скачков собирался ехать туристом в Париж; и озорные, сатирического оттенка:
набросок рассказа об аспиранте Федоре Коне, который думал "преимущественно о
двух вещах" - о бросившей его жене и о своей диссертации "Роль случайности в
истории русской цивилизации"; и замыслы, совсем уж для Казакова необычные.
Об одном из таких писатель упомянул в ноябре 1979 года в "Литературной
газете": "Вот совсем недавно закончил рассказ несколько неожиданный. Он
вырос из поездки к другу, из случая в дороге. Я попал в туман, а туман
всегда рождал во мне ощущение потерянности. Но никогда еще - столь полную
иллюзию неподвижности. Я понимал, что машина движется, но не мог оторвать
глаза от стрелки, показывающей, что бензин на нуле. И вот возник сюжет:
некто едет, видит на дороге дом за странно непрерывной оградой, входит - так
начинаются чудеса. Этот рассказ, поскольку он несколько фантастический,
написан в иронической манере, совершенно не свойственной мне..." Рукопись
этого рассказа не обнаружена.
К сожалению, многое из архива Казакова - в разное время и по разным
причинам - пропало безвозвратно. Тем дороже публикуемые фрагменты и
наброски, художественная самоценность которых представляется очевидной.
Рассказы постоянно тревожили воображение Казакова, - рассказчик он был
прирожденный. Но не менее важное место в его наследии занимает и путевая
проза.
Странствия, путешествия, любовь к дороге и всему дорожному для Казакова
всегда были столь же значимы, как и писательский труд: само слово "дорога"
как бы вмещало в себя и образ жизни, и художественную программу.
Причем нужно подчеркнуть, что маршруты путешествий для Казакова -
момент принципиальный. Он не ездил, что называется, лишь бы куда. Объясняя,
почему еще студентом Литинститута отправился на практику в Ростов Великий,
Казаков говорил: "Можно было поехать куда угодно, хоть на Камчатку, но я
полагал, что мое дело изучить Россию..." Это была его всепоглощающая цель -
изучить Россию: в ее истоках, с ее корнями, во всем объеме ее истории, со
всеми особенностями русского национального характера.
Недаром в "Северном дневнике" Казаков заметил, что ему "всегда хотелось
пожить не на временных становищах, не на полярных зимовках и радиостанциях,
а в деревнях - в местах исконных русских поселений, в местах, где жизнь идет
не на скорую руку, а постоянная, столетняя, где людей привязывает к дому
семья, дети, хозяйство, рождение, привычный наследственный труд и кресты на
могилах отцов и дедов".
Интерес Казакова к русскому Северу общеизвестен. Но та же тяга к
"местам исконных русских поселений" приводила писателя (о чем
свидетельствуют материалы настоящего сборника) и в устье Дуная, в маленький
городок Вилково, основанный беглыми староверами в XVIII веке, и в псковские
Печоры, и в Тарусу, и на Ловать, в тот облюбованный им в последние годы
новгородский край, что простирается между Торопцом, Холмом и Осташковом. В
Вилкове ("Мне все помнится...") Казакова восхищала неутомимость, с какой вот