"Юрий Казаков. Проза. Заметки. Наброски" - читать интересную книгу автора

"ангельски красивым лицом", с недавнего времени учившаяся на курсах
медсестер; и музыкант, виолончелист Дима (Элигий). Они были совсем молоды,
войну воспринимали как "войну вообще, для всех, для других", каждый не
сомневался, что он-то уцелеет вопреки любым напастям. Они были молоды - и
все-таки взрослые, а пятым на крыше оказался мальчик Коля - "мальчик как
мальчик, с розовыми, пламенеющими на свету ушами, с белобрысой челкой и тем
неопределенным цветом светлых глаз, с их трудно постижимым, переменчивым
выражением, какие постоянно встречаются у ребят его возраста - а ему было
тринадцать лет".
Такова расстановка героев повести в первом эпизоде, а сам эпизод этот:
бомбежка, во время которой Коля вместе со взрослыми, превозмогая страх,
тушил зажигалки и чуть было не погиб, а мотогонщицу Лену скинуло с крыши.
Безвольное, мертвое тело Лены на битых стеклах дымного двора, раненые на
Арбате, мать Коли, обезумевшая, бросившаяся к нему с "хриплым, чужим
криком", поверив было, что он убит, что "понесли сыночка", - эта страшная
картина навсегда врезалась в Колину память, и ощущение пережитого кошмара
легло роковым бременем на всю дальнейшую жизнь.
А двадцать лет спустя, - когда его уже величали Николаем Петровичем, он
был давно женат и его сын Петя очень напоминал собой того Колю, "ушедшего
навсегда во тьму времен"; когда по поводу своих тридцати трех он обычно
слышал: "О! Возраст Иисуса Христа!" и почему-то стыдился, понимая, что не
совершил еще ничего легендарного, - посещали казаковского героя сны,
неумолимо возвращавшие его в ту июльскую ночь над Арбатом. Ему снилась
война, только другая, атомная, - опять опускалась вроде бы та же ночь, и
надо было бежать куда-то; он метался, люди в подворотнях сдавливались, как
под гробовой крышкой, и над городом - это даже была не Москва! - вспыхивала
и "заливала все вокруг невыносимым зимним блеском" атомная бомба...
После таких снов Николай Петрович обычно окидывал взглядом всю свою
жизнь, беспорядочно думал и о прошлом, и о том, что случилось неделю
назад, - он "будто бы поднявшись, как космонавт, над Землей, а она перед ним
поворачивается, и он, когда надо, сразу приближается и рассматривает
пристально ту или другую картину, тот или иной день. Но сперва он все-таки
вспоминает ту далекую ночь на крыше, а потом пути всех, кто там был тогда.
Он знает, что Т. убит под Вязьмой и В. убит на Карельском фронте, а Ф.
умерла в Ленинграде, она в августе уехала в Ленинград и умерла там".
Почему они погибли? Кто виноват в этом?
Авторские размышления в набросках повести подсказывают, что проблема
вины за гибель людей на войне понималась писателем масштабно, в плане
социально-историческом, и тут характерны рассуждения Казакова о фашизме: "И
я подумал о фашизме, не о фашистах, которые жгли, стреляли, тащили женщин к
себе в постель, пили, сходили с ума, стрелялись, которые были потом убиты,
расстреляны, повешены, многие из которых упали, захлебнувшись своей кровью,
на нашу землю - я думал о самом высшем фашизме, о человеке, который,
достигнув власти, все подчиняет себе. Это не бесчисленные зеленые солдаты
шли на нас, это он их гнал, угрожая расстрелом. Это не генералы и
штурмбанфюреры творили зло, - зло творил он, он дорвался до власти, он
постепенно обожествил сам себя, он стал над нацией, над человечеством. Ничто
не делалось помимо его воли, никто не мог решить за него. Как бы ни были
крупны остальные фашисты, они могли в лучшем случае советовать ему,
соглашаться с ним, исполнять его волю, подсказывать ему. И чем лучше они