"Эммануил Генрихович Казакевич. Синяя тетрадь (повесть)" - читать интересную книгу автора

добавила уже естественным голосом: - Сейчас вас переправлю.
Человек в пенсне представился:
- Андрей.
- Юзеф, - представился второй, с остроконечной бородкой.
Оба приезжих уселись на лавку и сидели размягченные, видимо очень
усталые, глядя мечтательными глазами на куст жасмина, росший возле забора.
- А? - спросил "Андрей", кивая на жасмин с полуулыбкой, блуждавшей на
его лице.
- Да, - ответил "Юзеф", улыбаясь точно таким же образом.
- Забыли, что этакое есть на свете, - сказал "Андрей"
полувопросительно.
- Да, - согласился "Юзеф".
Надежда Кондратьевна молча отломила ветку жасмина и подала "Андрею".
Он приник лицом к ветке, затем, не выпуская ее из рук, спросил:
- Дождемся темноты?
- Нет, - возразила Надежда Кондратьевна. - Переправитесь сразу.
Возьмете с собой удочки, вроде как бы рыболовы.
Она пошла искать кого-нибудь из мальчиков. Кондратий читал в саду
книжку. Он отдал книжку матери и пошел за веслами и удочками, лежавшими в
баньке на берегу. Оба гостя молча пошли за ним. В конце двора перед ними
открылось неширокое озерко. Лодка, привязанная к столбику веревкой, стояла
под ветками ветел.
Кондратий сел за руль, "Андрей" - за весла. Лодка поплыла по озерку и
вскоре очутилась на широком раздолье огромного озера, чьи берега терялись
вдали. Волны ходили здесь почти морские. "Юзеф" держал удочки вертикально,
чтобы их было видно со стороны. "Андрей" сильно и ладно работал веслами.
Им повстречалась лодка с дачниками. Красивая женщина полулежала на
корме, обрывала листья с ивовой ветки и кидала их за борт с задумчивым
видом. "Андрей" сложил весла и некоторое время смотрел вслед лодке и
плывущим по воде листьям. Он усмехнулся, снова взялся за весла и сказал:
- Люди живут так, словно на свете ничего особенного не происходит.
Так, как год, и два, и десять тому назад. У Толстого еще это где-то
отмечено, и весьма справедливо.
- Может, просто хотят забыться, - заметил "Юзеф".
Некоторое время плыли молча.
- Какая тишина! - сказал "Андрей". - С непривычки оглушает.
"Юзеф" заметил одобрительно:
- Вы хорошо гребете.
- Навык ссыльных времен. Три года назад, в туруханской ссылке, я
арендовал крохотную лодочку. На ней, кроме меня, никто не смел отправиться
по Енисею. А я посмеивался над пророчествами товарищей, которые уверяли
меня, что рыбы давно дожидаются, когда попаду к ним на обед. Но я-то знал,
что не буду для них лакомым куском: слишком я тощ и невкусен. Потому и
ездил. Хорошо мне было, я забирался подальше вверх, а потом, когда течение
само несло лодку вниз, сидел и мечтал. Стихи читал вслух. Я увлекался
тогда стихами.
Тонкое, очень белое лицо "Юзефа" приобрело задумчивое выражение, он
усмехнулся, но ничего не сказал.
"Андрей" тоже замолчал. По мере приближения берега он все больше
волновался. Это волнение от предстоящей встречи с Лениным усугублялось еще