"Эммануил Генрихович Казакевич. Дом на площади ("Весна на Одере" #2) " - читать интересную книгу автора

Он знает назубок все существующее в двух величайших армиях пехотное
оружие - станковые и ручные пулеметы, винтовки, автоматы, гранаты и
противотанковые ружья. Он научился ориентироваться в кажущейся неразберихе
боя, противопоставлять ей свою волю, более сильную, чем страх смерти. Он
вообще отучился от страха, по крайней мере - от внешнего проявления
страха. Коротко говоря, Чохов научился каждый день и каждую минуту быть
готовым умереть за свою родину.
Но беда в том, что прекрасное и трудное умение это представлялось
теперь Чохову никому не нужным. Молодой человек, искушенный в военном
деле, но слабо знающий историю и политику, искренне полагал, что врагов
больше нет. Хотя он и радовался этому, не без самомнения считая, что и он
немало потрудился для уничтожения врагов Советского Союза, но в то же
время не мог себе представить, что делать дальше.
Снова пробили часы. Чохов насчитал шесть ударов и встал с постели. Не
вскочил, как он это делал четыре года подряд, а именно встал - медленно,
не спеша, как встают люди, которых не ждет никакое важное дело.
Окна были открыты, шторы раздувались, как паруса, и сквозь них
пробивался утренний свет. Большая тихая спальня немецкого бюргерского дома
предстала глазам Чохова. Он увидел бесчисленные статуэтки, низенькие пуфы,
стенные коврики с вышитыми надписями, пузырьки и склянки на столике трюмо.
Тем необычайнее выглядела здесь фуражка с красной звездой, пистолет,
несколько наставлений в красных обложках и раскрытая книга - "Чапаев"
Фурманова. Даже в воздухе этой комнаты все время боролись два запаха:
один - застарелый, терпкий, составленный из смутного благоухания
туалетного мыла, детской присыпки, выутюженного семейного белья и пота
трех поколений живших здесь людей; другой - новый, пронзительный - запах
табака, ременной кожи, солдатского сукна и елочной хвои и тот долго не
выветривающийся запах, который так хорошо знаком солдатам и охотникам, -
запах пороха.
Эти запахи, то смешиваясь, то отталкиваясь, попеременно побеждали то
в одном, то в другом углу и, наконец, уступили место свежему и далекому от
мировых проблем благоуханию хорошего летнего утра, бурно ворвавшемуся в
комнату.
Чохов распахнул штору. Город лежал тихий, светлый и пустынный.
Утреннюю тишину нарушало только громкое жужжание больших зеленых мух да
редкое хлопанье форточек.
- Надо идти, - сказал Чохов.
Он оделся и вышел. Улицы еще спали. Лишь изредка навстречу Чохову
попадались одинокие немцы и немки. Чохов не обращал на них никакого
внимания. Он усвоил по отношению к ним полную и безусловную нейтральность.
Они были для него всего только частью городского пейзажа, а сам город,
очень древний, уютный и тихий, - не более как населенным пунктом, в
котором временно дислоцируется полк и в его составе - вторая стрелковая
рота. Город Мартина Лютера - Виттенберг - с его памятниками, надгробьями,
собором, церквами, с воспоминаниями бурной истории и нынешней жизнью его
был для Чохова всего лишь небольшой частью военной топографической карты.
Чохов миновал древнюю ратушу, украшенные чугунной резьбой памятники
немецким реформаторам шестнадцатого века, старинный Виттенбергский собор.
Он смотрел на все это не менее равнодушно, чем эти старые камни смотрели
на него. Во всем чуждом ему Виттенберге его интересовало одно только