"Эммануил Генрихович Казакевич. Дом на площади ("Весна на Одере" #2) " - читать интересную книгу автораисчез. Лубенцов остался в одиночестве. Он стоял в темноте, неподвижный и
напряженный. Теплота всех этих глаз перевернула ему душу. Жалость к этим людям и гордость за свою армию переполняли его. "Почему я должен, - думал он, - заставлять этих родных мне людей, так много страдавших, возвращать чье-то имущество, может быть нечестно нажитое? Почему я обязан обижать этих дорогих мне людей, которых и так столько обижали и унижали? Я ведь их люблю. А тех, у кого они взяли эти ничтожные вещи, я не люблю и никогда не буду любить". Послышался частый стук деревяшки, и из темноты вынырнул одноногий. - Все сделано, - сказал он. Помолчав некоторое время, он проговорил: - Я лейтенант. Угодил в плен под Вязьмой в сорок первом. С оторванной ногой. - Снова минуту помолчав, он тихо заключил: - Нехорошо. - Ничего, - сказал Лубенцов. - Все будет в порядке. - Сам виноват, - сказал человек, как будто размышляя вслух. - Мог бы застрелиться. Хотя это очень трудно. И нога лежала рядом. Ее оторвало болванкой, почти целая лежала, отдельно только. Как-то засмотрелся я на эту ногу, тут меня и схватили. - Ничего, - сказал Лубенцов. - Все будет хорошо. - Бочку вина наполовину выпили, - сказал человек. - А все остальное отдадим. Уже понесли отдавать. Напрямки, через огороды. Если хотите - поедем, проверите. В некотором отдалении от них стояла толпа людей, высыпавших из бараков. - Мы бы не стали у них брать, бог с ними, - продолжал человек. - Да мы тут совсем обносились. Американцы и особенно англичане держали нас в нас, за немцев. Мы им указывали тех немцев, которые особо издевались над нашими при Гитлере. Англичане их не трогали. А позавчера приехали к нам и говорят: делайте что хотите, все ваше, русские сюда идут, все теперь ваше. Вот мы, значит, и разыгрались... - Больше ничего такого не делайте, - сказал Лубенцов. - Ладно. Я и сам думал, что не может Советское командование дать такой приказ. - Конечно, - сказал Лубенцов. - Поехали? - Поехали. Они пошли к машине. Опять зажглись фары. Немецкий мальчик забился в угол заднего сиденья. Машина двинулась в обратный путь. Человек сказал: - Англичане расклеили объявления, что советские власти запрещают немцам ходить по улицам после семи часов вечера. Иначе - расстрел. Что, и это неправда? - Неправда. Человек нехорошо усмехнулся и сказал: - Так я и думал. А там бог их знает. Странно все-таки. - Странно, - согласился Лубенцов. - Это для вас странно, - вдруг сказал одноногий резко и как бы непоследовательно. - Если бы вы тут были... - Он махнул рукой. Когда машина въехала в тот самый двор, откуда выехала полчаса назад, ее сразу же окружили темные фигуры мужчин и женщин. Они уже не тихо, а |
|
|