"Эммануил Генрихович Казакевич. Дом на площади ("Весна на Одере" #2) " - читать интересную книгу автора

приветствие, приложив руку к фуражке. Старик замер, потом сдержанно
поклонился и сразу же засуетился, забил длинным бичом по земле, закричал
на коров и овец и быстро-быстро погнал их дальше, по улице направо.
Село просыпалось. Отовсюду слышалось пение петухов, кудахтанье кур,
мычание и блеяние, ликующее ржание и визгливый лай. Вдоль домов засновали
женщины. Раскрывались ставни, в окнах появлялись заспанные лица детей. Это
все было по-милому хорошо знакомо, и Лубенцов подумал, что у всякого
русского человека, даже городского, в крови неистребимая любовь к деревне.
Затем Лубенцов обратил внимание на то, что у самого берега пруда
расположились люди. Многие из них еще спали на подстилках из соломы и на
старых вещах, некоторые - под самодельными палатками, из-под которых
торчали ноги. Кое-кто уже встал, умывался. Женщины бегали от пруда к домам
и просили у хозяев кружку, тарелку.
Неподалеку слышались рыдания, но никто даже не оборачивался на них.
Все были заняты своим делом - вступлением в новый длинный нелегкий летний
день.
Среди ив стоял, широко расставив ноги, большой костлявый человек,
обросший редкой красноватой бородой. Он сек ослепительно рыжую девочку
пучком ивовых прутьев. Он делал это так размеренно и злобно, словно в
маленьком вздрагивавшем теле рыжей девочки сосредоточились все причины
войны, поражения, бездомности и бедности. Эта размеренная лютость потрясла
Лубенцова. Он пошел на этого человека, и, когда тень его упала рядом,
человек поднял глаза. Он враз опустил по швам большие руки, и прутья ивы
упали на траву. Лубенцов стал искать подходящие немецкие слова, но, как
назло, не мог вспомнить ничего подходящего. Ему пришлось ограничиться
маловыразительными словами, которые он вспомнил.
- Нихт гут, - сказал он. - Кинд, кляйнес кинд*.
_______________
* Нехорошо. Ребенок, маленький ребенок (нем.).

Маленькая бледная женщина прижала рыжую девочку к себе, однако же
встала между человеком, раньше бившим девочку, и Лубенцовым. Что-то говоря
без умолку, так быстро, что Лубенцов ничего не понимал, она то жалко
улыбалась Лубенцову, то оборачивалась к тому человеку; она была и
благодарна русскому офицеру за то, что тот защитил девочку, и одновременно
боялась, как бы муж не имел от русского крупных неприятностей за то, что
избивал свою дочь. Поэтому она, жалуясь на мужа, в то же время оттирала
его все дальше к ивам.
Что касается рыжей девочки, то она немедленно забыла о своих воплях
и, вся сгорая от любопытства, глядела на Лубенцова во все глаза. Даже
бесчисленные веснушки - и те, кажется, у нее расширились от изумления и
интереса.
- Wer sind diese Leute?* - спросил Лубенцов, обращаясь к женщине и
обведя рукой весь табор.
- Wir sind Fluchtlinge aus Schlesien!..* - предупредив ответ матери,
пронзительно выкрикнула рыжая девочка и вся расцвела от удовольствия и от
гордости перед другими детьми, которых бог лишил возможности запросто
поговорить с русским офицером.
_______________
* Кто эти люди? (нем.)