"Эммануил Генрихович Казакевич. Дом на площади ("Весна на Одере" #2) " - читать интересную книгу автора

бледно улыбнувшись, - несомненно, будут оказывать советским властям самое
полное содействие во всех мероприятиях по денацификации и демилитаризации
Германии. Полезно для обеих сторон, чтобы советские власти считались при
этом с местными традициями и местным укладом жизни.
Он говорил медленно, чтобы русские его лучше поняли. Советские
офицеры ему нравились, они были любознательны и вежливы; когда он говорил,
у них - у всех троих - между бровями появлялись напряженные морщинки. Он
думал о том, что, когда варвары приходят к цивилизованным народам даже в
качестве завоевателей, надо и можно их воспитывать, приобщать их к более
высокому уровню мышления - они очень восприимчивы, как это не раз
подтверждалось в ходе мировой истории.
Лубенцов находил слова архитектора разумными, не подозревая, о чем в
это время думает доктор Ауэр. Разумеется, Лубенцов заметил, что, упомянув
о денацификации и демилитаризации Германии, Ауэр опустил "демократизацию".
Лубенцов понял и то, что тонкое выражение "местный уклад жизни" является,
вероятно, псевдонимом грубого выражения "капитализм". Но не это
насторожило Лубенцова. Насторожило его то, что Ауэр говорил о политике с
нарочитой небрежностью, как о чем-то третьестепенном, маловажном, не то
что об искусстве, о котором он выражался с восторженным косноязычием
влюбленного. Неискренность небрежного тона при разговоре о явлениях жизни
поставила под сомнение искренность восторгов по поводу искусства. Может
быть, поэтому Лубенцов испытал неясное ощущение, что его симпатичный
собеседник в чем-то обманывает его, заметает следы.
Между тем Ауэр, по-видимому заметив тень, пробежавшую по лицу
Лубенцова, переменил тему и снова заговорил об архитектуре.
- Вот это Страсбургский собор, - сказал он, перевернув страницу в
альбоме. - Обратите внимание на величие и в то же время изящество
огромного сооружения. Оно строилось около двух веков. Его задумали люди,
которые прекрасно знали, что не доживут до конца постройки. Ведь строили
тогда без портальных кранов, без экскаваторов, все руками, руками... Но
это для них было неважно, они были бескорыстны и влюблены в свое дело...
Завидовали ли они будущим поколениям, которым суждено было узреть
прекрасное создание в завершенном виде? Неизвестно. - Он помолчал, словно
взвешивая этот вопрос, затем поднял глаза на Лубенцова и проговорил с той
же бледной улыбкой: - Поскольку вы, вероятно, пробудете у нас долго, хотим
мы этого или нет, - вам будет полезно глубже понять дух немецкой
архитектуры.
С этими словами, несмотря на сквозивший в них оттенок
снисходительности, Лубенцов согласился безоговорочно. "Буржуй" был прав.
Немецкую архитектуру ему, Лубенцову, следует изучить. И не только
архитектуру, но и историю, и местные традиции, о которых говорил Ауэр, и
психологию местных буржуев и, разумеется, рабочих. Доктор Ауэр даже не
подозревал, как глубоко западали в душу начинающего коменданта его слова.
Теперь, сидя в машине и вспоминая разговор с Ауэром, Лубенцов упрямо
сжимал зубы и твердил про себя: "Все изучим, все поймем"
Понемногу очертания местности менялись. Если вначале дорога шла по
равнине, то уже спустя полтора-два часа равнина начала собираться
складками. Чем дальше, тем эти складки становились выше и гуще. Они шли
террасами в три-четыре яруса. Нижний ярус был весь в светло-зеленых
свекольных и сизых капустных полях, часто окаймленных рядами деревьев; за