"Эммануил Генрихович Казакевич. Дом на площади ("Весна на Одере" #2) " - читать интересную книгу автора

принадлежит к целому сообществу других листьев, и это сообщество, эта
ветвь тоже имеет свою отдельную жизнь, отдельную дрожь и особое свечение.
Эта ветвь чем-то иногда неуловимым, то темным тенистым прогалом, то,
напротив, особо яркой протокой солнечных лучей, отделялась от других
ветвей, от других сообществ, каждое из которых, в свою очередь, жило своей
жизнью, в то же время полностью разделяя роскошную, трепетную жизнь всего
дерева.
Чохов медленно встал, воспоминания детства оглушили его. Он подошел к
дереву, неожиданно для себя самого ухватился руками за нижний сук,
подтянулся и через секунду очутился среди листвы. Листва окружала его,
нежно царапала лицо, а он взбирался все выше, потом уселся на ветку и
замер. Рядом с ним опустился зеленый жук. Опустился и сразу же
ослепительно засверкал, поймав спиной луч солнца.
Откуда-то появились голуби. Они покружились вокруг дерева, потом сели
на траву и засеменили по ней, грациозно помахивая шейками и время от
времени поворачивая к Чохову чудесно посаженные головки.
Потом внезапно затрещали крылья, голуби взлетели высоко в небо. И
Чохов, следя за их полетом, впервые за последние годы посмотрел на небо
просто как на небо - так же, как на днях он смотрел на своих солдат просто
как на людей, - а не на пространство, за которым надо следить, ибо оттуда
в любую минуту может появиться враг. Стрекозы удивительной расцветки
трепетали крыльями в солнечных лучах.
Может быть, тут сыграли роль эти голуби: Чохов был в детстве
страстным голубятником. Так или иначе, ощущение мирного времени обрушилось
на Чохова со всей небывалой раньше убедительностью.
- Мир, - сказал Чохов. - Мир, - повторил он громче. От повторения
слово вскоре потеряло свой смысл, но ощущение осталось. Однако раздавшийся
неподалеку властный гул автомобильной сирены вдруг напомнил Чохову, кто он
и где находится. Чохов быстро соскользнул вниз, встал под дерево и только
успел принять приличествующий офицеру благообразный и серьезный вид, как
показались два автомобиля-тягача. Они остановились, и из переднего
высунулся майор. Он спросил у Чохова дорогу на Гельтов.
- Прямо, - ответил Чохов. - Никуда не сворачивайте.
Голос его уже звучал размеренно и спокойно. Он откозырял майору.
Когда машины проехали, Чохов сердито посмотрел вверх на дерево, враждебно
покосился на вьющихся стрекоз и, мысленно обругав себя за детские забавы,
пустился в обратный путь.
Снова придя в отдел кадров, он примостился там в углу и, хотя рядом
стояли стулья, не садился, так как сюда то и дело входили люди высоких
званий. Чохов же обязательно вставал при входе всех офицеров от майора и
выше. В этом вставании было не столько уважение к этим людям как таковым,
сколько уважение к мундиру и, может быть, еще демонстративный упрек всему
миру в том, что Чохов так долго засиделся в капитанах. "Дескать, я,
конечно, встану и первый отдам честь любому майору, хотя (и именно потому
что) мне давно полагается самому быть майором".
Но так как вскакивать каждую минуту перед майорами тоже было не очень
интересно, то он и не садился вовсе.
Теперь, к концу дня, людей стало меньше, дверь открывалась все реже.
Наконец народу стало совсем мало, и Чохов почти решился подойти к одному
из работников отдела, некоему майору Хлябину, который, как говорили, ведал