"Эммануил Генрихович Казакевич. Дом на площади ("Весна на Одере" #2) " - читать интересную книгу автора

эпизоды этих боев. Вот здесь его рота форсировала озеро. Справа, в этих
двух подвалах, засели фаустпатронники. В этом дворце стоял штаб дивизии.
По-видимому, вот здесь, на газоне, - теперь очень густом, с удобными
скамейками вокруг, - был убит солдат Кучерявенко.
Чохов довольно долго смотрел на этот газон. На одной из скамеек
сидела старая немка и что-то ловко вязала на спицах - может быть, чулок.
Город кончился, и началось то, что Чохов именовал
"лесонасаждениями" - то есть, попросту говоря, рощи и леса. Он вспомнил,
что здесь где-то рота окапывалась, но, несмотря на короткое время,
прошедшее с той поры, никак не мог найти окопы и долго искал их неизвестно
зачем. Наконец он их нашел - они густо заросли травой и были почти
незаметны. Чохов испытал неопределенное удовольствие, когда влез в один из
них - и именно в тот самый, который он и занимал тогда. Слева находилась
санрота, и он кричал из своего окопчика, чтобы она убиралась отсюда, так
как ей тут не место - она демаскирует расположение роты. Затем появились
наши танки Т-34, сбившие здесь немало молодых деревьев. Он тогда подошел к
командиру танкового батальона, и они договорились о том, что рота сядет на
танки.
Теперь лесок стоял чистенький и гладенький. От сбитых танками
деревьев не осталось и следа, даже пеньков не осталось - наверно, немцы
спилили их на топливо.
Немного дальше в лесу играли дети. Они перекликались и ловили друг
друга. При виде Чохова они остановились на минуту, потом забегали снова. И
Чохов только теперь понял, что это немецкие дети, потому что сначала он
принял их просто за детей - скажем, за русских детей. Он вспомнил, что
однажды в бою - может быть, это было здесь, а может быть, где-то в другом
месте - он встретил немецких детей, которые укрылись в яме возле глухой
стены небольшого дома. Увидев Чохова - он тогда оброс и на руке его был
окровавленный бинт, - они подняли на него испуганные круглые глаза и один,
самый маленький мальчик, спрятал лицо и заплакал. Чохов прошел тогда мимо,
не обратив на них особого внимания, хотя плач этого маленького ребенка
чем-то и задел его; они, дети в яме, были обыкновенной военной картиной;
он видел детей в ямах четыре года подряд.
Нынешнее поведение детей поразило Чохова своим контрастом с прошлым.
Он остановился и некоторое время смотрел на то, как они резвятся, ловят
друг друга и визжат.
Он пошел дальше. Становилось все пустыннее, все глуше. Темная и
буйная зелень напирала со всех сторон. Над дорогой смыкались верхушки лип
с очень крупными листьями, почти с кленовые величиной.
Кругом не было ни души, но Чохов шел, как всегда, четким солдатским
шагом, подтянутый и строгий, словно на виду у множества людей. Потом он
вдруг подумал, что хорошо бы прилечь на траву и поваляться на ней. Эта
мысль показалась ему немножко дикой и попросту трудно исполнимой, потому
что он отвык от отроческих поступков и забав, вынужденный в течение
нескольких лет оставаться серьезным в этих более чем серьезных
обстоятельствах. Тем не менее он сел на траву. Она была высокая и
прохладная. Он огляделся, потом лег. Тут он увидел над собой дрожащую и
пронизанную солнцем листву. Казалось, она не имеет ни конца ни края,
уходит и ввысь до неба и в стороны до горизонта. Каждый листок дрожал,
светился, жил сам по себе, но в то же время было заметно, что он